Старик и ангел

Сев на низкую скамейку с краю детской площадки, Кузнецов снова открыл сумку и вынул прозрачную папку. Под листком письма он обнаружил несколько страниц договора об аренде некогда его квартиры гражданами Германии таким-то и таким-то. Договор был заверен нотариусом, но место, на котором была вписана сумма арендной платы, оказалось густо покрыто белой канцелярской замазкой.

Под договором лежала страничка из домовой книги, из которой следовало, что в своей квартире он больше не зарегистрирован, — никого, кроме Ольги Георгиевны Кузнецовой, там не было. Да еще двое граждан Германии — временно.

Присмотревшись, он понял, что все документы представлены в ксерокопиях.

Кроме пластиковой папки в сумке лежали несколько книг, две его рубашки, две пары довольно ветхих, особенно на заднице, трусов, несколько пар почти до дыр протертых носков, вчистую разряженный мобильник с бесполезной сейчас зарядкой, столь же разряженный старенький ноутбук и, конечно, разряженная электробритва — весьма была бы кстати, щетина уже начала превращаться в довольно жуткую бороду, от которой он едва не шарахнулся, увидев себя в стеклянной двери вагона метро… Кстати-то кстати, да где ж теперь розетку взять, подумал Кузнецов, розеток-то без квартир не бывает. И где искать квартиру, которую можно было бы снять? Он знал, что обычно ищут в Интернете, но выхода в Интернет на запущенной детской площадке никто для него не приготовил, да ведь и разряженный же, блин, ноутбук! Есть вроде бы еще какие-то интернет-кафе, но где они есть?! И позвонить никому из знакомых, чтобы попроситься в гости на Интернет, он не мог — записной книжки в сумке не оказалось, а номера, которые хранил в мобильнике, были недоступны, поскольку зарядить его, опять же…

Надо бы откупные ее понадежнее положить, перебив свои беспомощные мысли, подумал он и сунул обе руки в карманы.

Одной он вытащил тощенькую пачку денег, другой — бумажный лоскуток, на котором крупным детским почерком было написано «Таня» и номер телефона.

Взмокли ладони, отправилась в автономное плавание голова, пустота стала подниматься от желудка к горлу…

Не брякнуться бы, подумал Кузнецов, двор пустой, весь день пролежу…

— Не боись, Григорич, — услышал он, — поддержу, на то и друзья, чтобы в такую минуту быть рядом.

Сергей Григорьевич шатнулся влево, потому что справа на его скамейке сидел невесть откуда взявшийся бомж. На бродяге была рваная и не по погоде теплая стеганая куртка с надписью «Облэнергострой», на голове — грязнейшая офицерская фуражка с изломанным козырьком и без кокарды.

— Не узнал, профессор? — дружелюбно усмехнулся оборванец. — А ведь вместе в больничке парились… Михайлов я, Петр Иваныч, вспомнил?

От изумления голова у Кузнецова перестала кружиться, и вообще падать в обморок он как-то раздумал.

— Полковник, — еле слышно произнес он, — полковник… Значит, все это не бред был…

— Ну, если хочешь, пусть полковник, — согласился бездомный. — Я как фуражку эту в прошлом году там нашел, — он махнул рукой в сторону выгородки, где толпились железные мусорные баки на колесах, — так и пошло «полковник»… Ну что, профессор, давай ночлег искать?

Он встал, помог подняться Кузнецову, у которого от сидения на низкой скамейке затекли ноги.

— Только ты прытко не спеши, — сказал бомж Михайлов, — а то я на арматуру тут ночью налетел, не очень теперь ходкий.

Сергей Григорьевич глянул вниз, увидал знакомые камуфляжные штаны с кровавым ореолом вокруг дырки над коленом — и голова у него снова закружилась, земля стала вырываться из-под ног, он не успел ничего сделать и рухнул, теряя в коротком полете сознание.

А полковник Михайлов извлек из глубин ватной куртки телефон и доложил по начальству, что разрабатываемый найден, контроль восстановлен и вскоре операция будет продолжена. Ну, говорил он, конечно, как положено — шифром. Мол, так и так, мы с дружбаном сейчас по бутылкам с банками пошустрим, а к вечеру можно будет и ханки взять, посидеть как люди…

Однако с той стороны ответили без обиняков и иносказаний — начальство всегда пренебрегает своими же правилами, за соблюдение которых три шкуры дерет с подчиненных.

— Ты, Михайлов, мудак, — сказало начальство. — Тебе даже такого же мудака профессора поручить нельзя. Слушай приказ: чтобы к вечеру он был готов выступить на объединенном митинге оппозиции. Нам пора к выборам готовиться, а он самый подходящий, сколько тебе объяснять можно! Профессор, репутация нейтральная, взглядов не имеет никаких, души нет и не было… В общем, работай, полковник, тему закрывать надо. До связи.

— Есть до связи, — тоскливо ответил полковник и еще минут пять посидел, уныло оглядывая испоганенный двор, тусклое небо и бесчувственное тело у своих ног. Потом наклонился, похлопал подопечного по щекам, отчего тот открыл глаза, помог несчастному подняться, усадил на скамейку рядом с собой…

Долгая наступила пауза, давая отдых двум старикам.