– Наталья Кузьминична! – умоляюще крикнул ей вслед Волька. – Один вопрос, только один вопрос!
Наталья Кузьминична с большой неохотой остановилась.
– Наталья Кузьминична, скажите только: овчарка, да?
– Какая овчарка? – пожала плечами бедная женщина.
– Щенок, которого вы подарили Гоге, ну, который лает у вас, овчарка или боксёр?..
– Боже, какие глупости! – вздохнула Наталья Кузьминична и поспешно скрылась в своей квартире.
И, как нарочно, сразу оттуда послышалось частое высокое и очень сердитое тявканье.
Всё это было в высшей степени таинственно.
А тут ещё Хоттабыч, который отлёживался по своему обыкновению под Волькиной кроватью, как бы между делом задал вопрос:
– Любопытно, как поживает недруг твой, именуемый Пилюлею?
Ему не терпелось похвастать перед Волькой своим остроумным заклятием и вместе с ним насладиться бедой, в которую по заслугам попал Гога.
«И никто не в силах снять это заклятие, покуда я не сочту это своевременным, – горделиво размышлял он. – Представляю себе, как оно обрадует высокопочтенного Вольку ибн Алёшу и как он будет восхищён разнообразием моих чар!»
– Пилюля? – рассеянно переспросил Волька, которому вдруг пришла в голову очень простая и заманчивая идея. – Ах, Пилюля? Пилюля чего-то прихворнул… Слушай, Хоттабыч… – Он присел на корточки и просунул голову под кровать, чтобы удобней было вести переговоры. – У меня есть к тебе большущая просьба.
«Начинается!» – с досадой подумал старый джинн. Он заподозрил, что Волька собирается просить его о снятии заклятия с Гоги, и решил наотрез отказаться. По крайней мере, на ближайшее время. Ничего, пусть этот противный сплетник и ябеда немножко помучается. Это будет ему только на пользу.
Но вслух Хоттабыч кисло промолвил:
– Я буду рад узнать, в чём состоит твоя просьба.
– Я хочу попросить тебя сделать мне подарок.
Старик обрадовался, что речь пойдёт не о досрочном помиловании Гоги.
Он быстренько вылез из-под кровати:
– Скажи, что тебе угодно, и ты получишь это в дар безо всякого промедления, о юный и бескорыстный спаситель джиннов.
– Ты мог бы мне подарить собаку? Овчарку.
– Собаку? Нет ничего проще и приятней моему сердцу.
Хоттабыч вырвал волосок из бороды, и Волька обмер от восхищения: у его ног с ласковым урчанием потягивалась великолепная поджарая, мускулистая трёхгодовалая овчарка. У неё были очень живые, умные глаза, холодный и влажный нос, чудесные острые уши. Он погладил её по холке. Собака учтиво помахала хвостом и от полноты чувств рявкнула на всю квартиру.
– Доволен ли ты этим псом? – счастливо суетился Хоттабыч, готовый по первому Волькиному требованию заполнить всю комнату, всю квартиру, весь дом самыми дорогими собаками. – Ах, прости меня, я забыл об одной мелочи.
Под «мелочью» он подразумевал ошейник, который вдруг возник на овчарке, сияя таким обилием драгоценных камней, что их с походом хватило бы на две императорские короны.
От привалившего ему счастья Волька онемел. Он только гладил дрожащей рукой собаку и так при этом растерянно улыбался, что у чувствительного старика покатились по лицу слёзы умиления.
Но нет в жизни полного счастья, по крайней мере, когда имеешь дело с дарами джиннов! За дверью неожиданно послышались женские шаги, и только Хоттабыч успел спрятаться под кровать и сделаться невидимым, как раскрылась дверь и вошла Светлана Александровна – Волькина мама.
– Я так и думала, – сказала она, увидев собаку, которую старый джинн второпях не догадался сделать невидимкой. – Собака!.. Откуда у тебя собака, хотела бы я знать?
Волька почувствовал, что быстро и безнадёжно идёт ко дну.
– Это я… Это мне… Понимаешь… Как бы тебе сказать…
Говорить правду было бессмысленно. А врать Волька не хотел. Да это и было безнадёжным делом: Светлана Александровна сразу раскусила бы, что он врёт.
– Волька! – повысила она голос. – Мне не нравится твоё мычание. Говори прямо, чья это овчарка?
– Ничья… То есть, она раньше была ничья, а сейчас она моя…
Светлана Александровна порозовела от возмущения:
– Неужели ты унизился до лжи? Я была о тебе лучшего мнения. Отвечай: чья собака? Один её ошейник стоит сотни рублей…
Она решила, что ошейник украшен цветными стекляшками.
Сейчас не на шутку рассердился под кроватью Хоттабыч. Рассердился и весьма обиделся. Ему очень хотелось дать понять этой почтенной, но наивной женщине, что не таков Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, чтобы дарить своим лучшим друзьям грошовые стекляшки, и что не сотни, а тысячи тысяч рублей стоит этот поистине бесценный ошейник. Но он вовремя удержался. Он уже понимал, что подобной похвальбой только ещё больше усложнит Волькино положение.
Правдивый и прямодушный, он не мог не одобрить того, что Волька не хотел прибегать ко лжи, даже самой безобидной, и понял, что единственный выход – свести на нет всё это недоразумение и самым решительным способом.
«Ладно, – подумал он, ухмыляясь себе в бороду, – придётся моему доброму и правдивому другу ещё некоторое время пожить без собственной собаки… И пусть его не томят до поры до времени мечты о собственной собаке!»