Старик Хоттабыч

— Ты смеёшься надо мною, о презреннейший из банщиков! — проговорил он тихим, но очень страшным голосом. — Обещал принести чудесной мази, а норовишь, словно плут на базаре, всучить мне дрянную плошку с каким-то невзрачным порошком цвета хворой мыши!

И старичок с такой силой фыркнул, что всё содержимое плошки тучей взвилось в воздух и осело на его волосах, бровях, усах и бороде. Он был, однако, так разъярён, что даже не счёл нужным отряхнуться.

— Напрасно сердишься, генацвале, — рассмеялся банщик. — Нужно разбавить этот порошок водой, и получится как раз та самая мазь, которая тебе так желательна.

Старичок понял, что он зря раскричался, и ему стало совестно.

— Жарко! — пробормотал он смущённо. — Пусть прекратится вокруг меня эта томительная жара! — И совсем тихо добавил: — А покуда промокнет моя борода, пусть вся моя волшебная сила останется в пальцах… Итак, пусть прекратится вокруг меня эта томительная жара!..

— Вот это уж от меня никак не зависит, — развёл руками Вано.

— Это от меня зависит, — спесиво процедил сквозь зубы Хоттабыч (ну, конечно же, это был он) и щёлкнул пальцами левой руки.

В ту же секунду банщик и усатый клиент, терпеливо дожидавшийся его услуг, в один голос ахнули. Да и как тут было не ахнуть! От удивительного старичка неожиданно повеяло ледяным холодом, мокрый пол вокруг него покрылся тоненькой ледяной корочкой, а облака горячего пара из всего моечного помещения устремились в полюс холода, образовавшийся над головой Хоттабыча, сгустились в дождевые тучи и пролились на него реденьким дождиком.

— Вот сейчас совсем другое дело, — удовлетворённо заметил он. — Ничто так не освежает в знойную пору, как прохладу несущий дождь.

Понежившись минуты две под таким естественным, и в то же время сверхъестественным душем, он щёлкнул пальцами, на этот раз пальцами правой руки. Сразу прекратился поток холодного воздуха, растаял ледок вокруг старичка. Горячий пар снова, клубясь, заполнил всё помещение.

— Итак, — сказал Хоттабыч, наслаждаясь впечатлением, которое произвели на окружающих столь резко континентальные изменения температуры, — итак, вернёмся к «таро». Я склонен верить тебе, что с примесью воды оно действительно даёт ту самую мазь, ради которой я сюда прибыл. Прикати же мне сейчас же бочку этого самого чудодейственного зелья, ибо время моё ограничено.

— Бочку?!

— Даже две.

— Помилуй, генацвале! Одной плошки за глаза хватило бы для самой густой бороды!

— Хорошо, — сказал Хоттабыч, — принеси пять плошек.

— Одну минуточку, генацвале! — воспрянул духом Вано, скрылся в соседнем помещении и тут же выскочил из него с толстой боржомной бутылкой, аккуратно заткнутой пробкой. — Вот здесь по крайней мере двадцать порций. Счастливого пути.

— Смотри же, о банщик, я никому не пожелал бы оказаться на твоём месте, если ты ввёл меня в заблуждение.

— Что ты, что ты, генацвале! — замахал руками Вано, — Разве я осмелился бы обманывать такого почтенного старца, как ты!.. Да я бы никог…

Он прервал свою речь на полуслове да так и застыл с раскрытым ртом: удивительный скандальный старикашка вдруг исчез, как бы растаяв в воздухе…

Ровно минутой позже лысый, безбровый, безусый и безбородый старичок в канотье, парусиновом костюме и розовых туфлях с загнутыми носками дотронулся до плеча Вольки Костылькова, который задумчиво уписывал за обе щеки огромный кусок пирога с вареньем.

Волька обернулся, глянул на него и от удивления чуть не подавился пирогом.

— Хоттабыч, миленький, что с тобою стало?

Хоттабыч посмотрелся в зеркало, висевшее на стене, и натужно рассмеялся:

— Что и говорить. Было бы чрезмерным преувеличением сказать, что я похорошел! Считай, что я наказан за свою недоверчивость, и ты не ошибёшься. Я фыркнул, когда там, в столь далёкой от нас бане, мне добросердечно преподнесли плошку с порошком «таро». Весь порошок осел у меня на бровях, усах и бороде. Дождик, который я вызвал на себя в этих на весь мир справедливо прославленных банях, превратил этот порошок в кашицу, а дождь, в который я попал на обратном пути в Москву, смыл с меня эту кашицу вместе с бородой, усами и бровями… Но не беспокойся о моей внешности и лучше займёмся твоей. — И он отсыпал на блюдце порцию «таро» из боржомной бутылки…

Когда с Волькиной бородой и усами было покончено, Хоттабыч щёлкнул пальцами левой руки и снова обрёл свой прежний вид.

На этот раз он погляделся в зеркало с подлинным удовлетворением, с наслаждением поутюжил обеими руками вновь обретённую бороду, молодецки закрутил усы, провёл ладонью по волосам, пригладил брови и облегчённо вздохнул:

— Ну вот. Теперь и у тебя и у меня лица снова в добром порядке…