Старик в углу

Мистер Фердинанд Кнопф был мужчиной средних лет, с землистым цветом лица, чёрными волосами и бородой, явно еврейского происхождения. Он говорил с выраженным иностранным акцентом, но очень вежливо, выразив надежду, что полицейские извинят его, если он продолжит завтракать.

«Я полностью приготовился к скверным новостям, – объяснил он, – и то, что рассказал Робертсон, ничуть меня не удивило. Письмо, полученное мной вчера вечером, было фальшивым; такого человека, как Дж. Коллинз, доктор медицины, не существует. Брат никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Я уверен, что очень скоро вы найдёте хитроумного автора этого послания – ах! – но хочу сказать, что пришёл в ярость, когда добрался до «Метрополя» в Брайтоне, и обнаружил, что Эмиль, мой брат, в жизни не слышал ни о каком докторе Коллинзе.

Последний поезд в город уже ушёл, хотя я немедленно бросился обратно на станцию. Бедный старый Робертсон, он ужасно простужен. Ах, да! Моя потеря! Серьёзный удар; если бы я накануне не заключил удачную сделку с мистером Шипманом, то, возможно, сейчас оказался бы полностью разорён.

Камни, которые находились в моём распоряжении вчера, были, во-первых, великолепными бразильцами; их я продал в основном мистеру Шипману. Несколько отличных капских бриллиантов[23] – все пропали; а вместе с ними несколько удивительных парижских камней, прекрасной работы и отделки, которые доверил мне почтенный французский дом. Так что, сэр, в целом мои потери составят почти 10 000 фунтов стерлингов. Я продаю за комиссионные[24] и, конечно же, должен возместить убытки».

Он, видимо, старался держаться мужественно, как и подобает деловому человеку, пусть даже его постигла неудача. Он отказывался в какой бы то ни было степени винить своего старого и верного слугу Робертсона, который мог умереть от простуды из-за преданности отсутствовавшему хозяину. Любой, самый отдалённый намёк на подозрение в его адрес казался мистеру Кнопфу совершенно абсурдным.

Что касается старой уборщицы, мистер Кнопф определённо ничего о ней не знал, за исключением того факта, что она была рекомендована ему одним из местных торговцев и казалась абсолютно честной, респектабельной и трезвой.

О бродяге мистер Кнопф знал ещё меньше, и не понимал, как этот тип, да и вообще кто-то посторонний, мог знать, что в ту ночь у него в доме оказались бриллианты. Это определённо сильно осложняло дело.

Мистер Фердинанд Кнопф по просьбе полиции позже отправился в участок и взглянул на подозреваемого бродягу. И заявил, что никогда раньше не видел его.

Мистер Шипман, возвращаясь домой после работы, поступил точно так же и сделал аналогичное заявление.

Представ перед судьёй, бродяга почти ничего о себе не рассказал. Он назвал имя и адрес, которые, конечно, оказались ложными. После чего категорически отказался говорить. Казалось, его не заботило, под стражей он или нет. Вскоре даже полиция поняла, что в данный момент от бродяги ничего не добиться.

Мистер Фрэнсис Ховард, детектив, расследовавший это дело, был готов от безысходности рвать на себе волосы, хотя не хотел признаваться в этом даже самому себе. Вы должны помнить, что кража со взломом, благодаря своей простоте, была чрезвычайно загадочным делом. Констебль D 21, стоявший рядом с «Конюшнями Адама и Евы» предположительно во время ограбления дома мистера Кнопфа, не видел, чтобы кто-либо сворачивал из cul-de-sac в главный проход конюшни.

Конюшни, непосредственно выходившие на задний вход в дома Филлимор-Террас, были частными и принадлежали жителям района. За кучерами, их семьями и всеми конюхами, которые спали в стойлах, строго наблюдали и всех допрашивали. Но никто ничего не видел и ничего не слышал, пока крики Робертсона не заставили всех пробудиться.

Что касается письма из Брайтона, то оно было совершенно заурядным и написано на бумаге, которую детектив с макиавеллиевской[25] хитростью проследил до канцелярского магазина на Вест-стрит. Но торговля в этом магазине шла очень оживлённо; множество людей покупали там бумажные листы, похожие на тот, на котором предполагаемый доктор написал своё плутовское письмо. Почерк был сжатым, возможно, изменённым; в любом случае он не мог дать никакого ключа к разгадке – разве что в дело вмешалось бы провидение. Само собой разумеется, что бродяга, когда ему приказали написать своё имя, написал совсем другим почерком, почерком необразованного человека.

Попытки раскрыть тайну по-прежнему не имели успеха, но тут произошло небольшое открытие, натолкнувшее мистера Фрэнсиса Ховарда на идею, которая – как он надеялся – если бы её удалось должным образом осуществить, неизбежно привела бы к тому, что хитрый грабитель оказался бы в пределах досягаемости полиции.

Нашли несколько алмазов мистера Кнопфа, – продолжил Старик в углу после небольшой паузы, – очевидно, втоптанные в землю вором, когда тот в спешке убегал через сад № 22 по Филлимор-Террас.