Старикам – вечно восходящее солнце

Митрич вытер руки полотенцем и оба продавца пожали руку Василию Ивановичу.

– Как не взять лакомый кусочек, коли дочь с внучкой на недельку заехали!

– О-о! Так у тебя пир на весь мир намечается?

– Будь моя пенсия побогаче, собрал бы торжество, а так…

Василий Иванович развёл коротенькие руки в стороны и вздохнул.

– Но буду рад видеть, коли заглянете на рюмку чая!

Все трое рассмеялись. Митрич, продолжая беседовать, занялся работой. По привычке он хотел работать и разговаривать, но сегодня разговор повёл Александр Иванович:

– Про внучку-то расскажи!

– Внучка в маму пошла! – с нескрываемой гордостью сообщил Василий Иванович. – Волосы светлые, пшеничные, глаза голубые, небесные, щебечет как воробушек, ручки махонькие, нежные…

– Сколько лет-то отроду?

– Четвёртый пошёл!

– Деда-бабу-то узнаёт?

– А то! Приходи, услышишь, как стихи рассказывает! Сто раз я уже их слышал, а всё равно смеюсь!

Митрич передал Василию Ивановичу пакет с избранным лакомым куском. Тот в ответ медленно и чинно отсчитал купюры.

– Вот спасибо, Митрич! Ну, до встречи, родимые, бывайте!

Он махнул рукой на прощанье и медленно побрёл в толпу. Александр Иванович, не переставая улыбаться, смотрел как вдаль, словно по волнам, уходила белая шляпа Василия Ивановича.

– Александр Иваныч, да не тужи ты так, загляни к нему на рюмочку чая. Отпустить тебя пораньше?

– Не надо. А на чай загляну к нему как-нибудь. Интересно, как детишки стихи читают. Никогда не слышал.

– Да ну брось, Александр Иваныч!

Кто-то окликнул Митрича и через секунду мясник уже по-дружески болтал с очередным покупателем, показывая лучшие кусочки для того или иного блюда. Вскоре торговля захватила и самого Александра Ивановича, он закрутился в водовороте торговых дел, забыл про Василия Ивановича, его внучку, его счастье, про солнце над головой… И только хриплый окрик тощего небритого старика заставил почувствовать усталость и тяжесть нагретого солнцем воздуха.

– Бог в помощь, труженички!

– И тебе помощи небесной, Калинай! – отозвался Митрич. Он и Александр Иванович пожали старику Калинаю руку.

Калинай всю свою жизнь выращивал и торговал овощами: картошкой, капустой, свеклой. Держал кур, как правило, для себя, но мог торговать и яйцами. Калинай любил покурить после работы, а с утра и до окончания торговли не позволял себе перекуров. За такую жёсткую рабочую дисциплину Митрич особенно уважал его, чего не скрывал и говорил Калинаю открыто:

– Боженька тебя особо не одарил, но мужик ты, Калинай, деловой!

После этого расчувствовавшийся Калинай предлагал закурить Митричу, но тот отказывался. Процесс предложения-отказа мог длиться как несколько секунд, так и час, а после два друга расходились в полном удовлетворении друг от друга.

Рабочее место Калинай просто так не оставлял и желание просто так поболтать его не посещало, поэтому Митрич, уперев руки в бока, прищурился и приготовился внимательно слушать.

– Беда прям с новыми молодчиками, даже не знаю, что делать…

– А что с ними делать, Калинай? Время такое!

– Так ведь уговор был раз в месяц платить, а сегодня другие уже приходят, требуют…

– Новые, что ль?

– Да, новые! Как взял меня за грудки…

Митрич потемнел:

– Был кто, Александр Иваныч?

– Нет, никого не было! Я б сказал!

– Значит будут! Ко мне подошли и к вам подойдут!

– Много требуют?

– Да уж побольше, чем другие! Сколько же можно кровушки нашей пить?

– Недобрые вести! – вздохнул Митрич.

– Ты уж прости…

– Да ладно! – махнул рукой Митрич. – Ты-то тут не при чём…

– Нельзя же так!

– Время такое, Калинай, крепись! Есть у меня небольшой золотой запасик… Если что останется – поделюсь, ты меня знаешь, я слова на ветер на бросаю!

– Да сколько ж терпеть-то можно, Митрич? Неужто так и помрём, а?

Кто-то из покупателей окликнул Митрича, но он лишь махнул Александру Ивановичу.

– Ты чего это задумал, Калинай?

– А что? Я аренду плачу исправно, молодых… Слышишь, тех молодых кормлю! Эти ещё… Защитнички наши… – голос старика вытянулся, задрожал. В глазах застыли огненные слёзы, а из губ зашипели содрогающиеся звуки. Митрич схватил Калиная за плечи, но даже он своими огромными ручищами не мог сдержать той дрожи ненависти и отчаяния, что колотила старика Калиная.

– Послушай! – шипел он сквозь зубы. – Послушай! Мужики, здоровые мужики подходят ко мне, немощному старикашке, тянуть из меня деньги! Где у людей стыд? Где совесть?

– Ну хватит, ну полно, Калинай! Сколько тебе не хватает? Я найду деньги!

– Да не могу я так, Митрич! Сил моих нету! Как жить-то дальше?

И сморщенный старичок Калинай уткнулся носом в огромное круглое плечо мясника и совсем как ребёнок зашмыгал носом.

– Ты не глупи, – тем временем говорил Митрич. – Всё пройдёт, образуется! Ну пройдут эти ребята, и другие пройдут! Вон их ходило сколько, а мы всё тут! И этих переживём!

Калинай развернулся и сделал пару шагов к своей лавке.

– Калинай, не глупи! Слышишь?

– Спасибо, Митрич! Добрый ты человек! Хоть и мясник…

Митрич улыбнулся, хохотнул и, подойдя к Александру Ивановичу, сказал ему на ухо:

– Поглядывай за Калинаем. Что-то сильно они по нему прошлись. И к нам придут…