Читаем Старики и бледный Блупер полностью

Лет Метелочнице где-то с пару тысяч. Она идет сгорбясь, на плечах — бело-голубая шаль. Зубы черны, десны темно-красные. Метелочнице явно следует серьезно полечиться от наркозависимости, а именно — от потребления плодов бетельной пальмы. Вечно она чавкает, пережевывая кусок размеров где-то с две трети теннисного мяча. Как сапер, проверящий, нет ли мин, Метелочница ощупывает каждый фут земли на своем пути тростью с тиковой драконьей головой, которую время отполировало до блеска.

Выправка у нее — как у образцового солдата при прохождении торжественным маршем, а торопливый шаг говорит о том, что дел у нее много, и все они важные. Со слов Сонг, всех пятерых сыновей Метелочницы убило на войне с французами, а трое внуков погибли, сражаясь с морпехами в Кхесани. Метелочница — председательница Организации приемных матерей солдатских детей и занимает важный пост деревенской повитухи, ей одной разрешено разрезать пуповины у новорожденных и погребать их в местной земле. Муж ее погиб под Дьенбьенфу, а брат сидел однажды в тюрьме вместе с Хо Ши Мином. Метелочница — самая влиятельная женщина в Хоабини.

Как только Метелочница приближается на дистанцию, соответствующую радиусу действия своего плевка, она выстреливает в мою сторону бомбой из красного сока бетеля. Вслед за бомбой летит «Фаланг!» — «Белый чужеземец».

Метелочница фыркает, глядя на Сонг, и говорит: «Труонг Тхи Май» — «Мисс Америка».

Шествуя мимо нас подобно Наполеону во главе своей армии, Метелочница выпаливает хлесткую фразу, единственное, что знает по-английски:

— Убирайся из Вьетнама, Длинноносый, а то убью тебя на хрен.

— Так точно, мэм. Чао Ба, — говорю я очень громко, так как знаю, что она оглохла на одно ухо после одного налета B-52. Приподнимаю шляпу из рисовой бумаги. — Самого доброго дня Вам, так? Слышите?

Сонг не хочется показаться невежливой, но она с трудом сохраняет серьезное выражение лица, глядя на Метелочницу, которая угрожающе машет палкой в мою сторону и говорит еще раз: «Убирайся из Вьетнама, Длинноносый, а то убью тебя на хрен».

* * *

Проект Ба Кан Бо «Больше воды для деревни» — настолько серьезное дело, что даже жизненно важная уборка риса откладывается на послеобеденное время.

Почти каждый из деревенских мужчин, женщин и детей принес с собой что-нибудь землеройное. Мы стоим в два ряда лицом друг к другу, между нами шесть футов. Цепочки работников начинаются у рисовых чеков и тянутся через джунгли до реки. Малыши льнут к ногам матерей. Младенцы болтаются у матерей за спиной. В руках у детей старше шести лет мотыги, лопаты и кирки.

Мы с Сонг решили жестоко подразниться, и устраиваемся по обе стороны от Метелочницы. Она угрожающе скалится. Напротив нас, в противоположном ряду — командир Бе Дан и Бодой Бакси.

Между рядами, вытянувшись во фрунт, проходит с проверкой Ба Кан Бо, дама-политрук, политический представитель Фронта национального освобождения в деревне Хоабинь, женщина строгая и неприятная. Лет ей где-то сорок пять, старая дева, сочетавшаяся браком со своей работой. Для вьетнамки она высоковата. Вместо шортов она предпочитает носить брюки хаки, а волосы с проседью собирает в тугой пучок, и никаких там украшений типа шпилек или ленточек. Через плечо висит синяя полевая сумка, символ ее должности. На кармане безупречно чистой зеленой гимнастерки красуется значок с Хо Ши Мином из красной эмали с золотом.

Я спрашиваю у Сонг, почему все вокруг с таким уважением относятся к этой угрюмой старой служаке, вояке кабинетной.

Сонг отвечает: «Каждый товарищ отдает то, чем владеет, Баочи. Наш прежний политрук был очень жизнерадостным юношей. Очень хороший человек был, бодрости не занимать. Все анекдоты рассказывал, и все его любили. Хороший был политрук. Ба Кан Бо сердечной женщиной не назовешь, по политрук она хороший. Улыбка — это еще не ум, а от дружеских рукопожатий дрова для очага не нарубятся».

Ба Кан Бо приказывает глядеть в оба, чтобы не наткнуться на бомбы под землей. Потом дует в свисток, и мы начинаем копать. Ба Кан Бо берется за лопату и присоединяется к нам.

За шесть часов мы выкапываем канал в сто ярдов длиной, четыре фута шириной и четыре фута глубиной. Мы перестаем копать, когда до реки остается несколько ярдов.

Обедаем. Сонг собрала корзинку на троих. Джонни-Би-Кул назначен в караул, поэтому Сонг зовет свою лучшую подругу пообедать вместе с нами.

Мы усаживаемся на берегу в тени огненного дерева с Дуонг Нгок Май. Сонг рассказывает мне о своей подруге. Май на девятом месяце. Она Боевая вдова. Шесть месяцев назад ее мужа убили Ден Сунг Труонгз, «Черные винтовки» — американские морпехи. Он был деревенским гончаром. Май — штабной сержант в батальоне Главных сил Вьетконга, и дома сейчас в отпуске по здоровью. За доблестные боевые подвиги имя Май занесли в свиток чести «Дунг Си Куок Ми» — «Героические убийцы американцев».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное