Старина четвероног

Выходит, даже ближайшее будущее окутано мраком неопределенности... Как будто мне мало гложущего меня сомнения: может быть, это вовсе и не целакант? После всех тревог и шумихи, после того, как из меня всю душу вымотали, — и вдруг это какая-нибудь обычная рыба? То- то будет смеху; и Малану достанется, оппозиция не упустит случая его уколоть. Да-а, облегчения пока не предвидится... А впрочем, мы уже летим, значит, что-то по крайней мере делается.

Приготовиться: сейчас будет Лоренсу-Маркиш. Летли указал мне на предохранительный пояс. Я вернулся на свое место.

Как только открылась дверь, я выскочил наружу. Жара! А что делается на Коморах... Какой-то чиновник подбежал и взволнованно обнял меня. Боюсь, что я ответил не особенно сердечно.

Я издали приметил южноафриканского вице-консула Филиппа. Он прибыл встретить меня. Самого консула внезапно вызвали в ЮАС; он очень сожалел и просил передать мне наилучшие пожелания. Его заместитель обязался помочь во всем, что окажется в его компетенции.

По пути из Дурбана я написал по-португальски краткий отчет о произошедшем и теперь послал его в редакцию местной газеты «Нотисиас», где у меня было много друзей. Я предусмотрительно запасся в Дурбане мозамбикской валютой.

При всем нашем нетерпении мы не могли пожаловаться: заправка баков и исполнение формальностей были закончены в рекордный срок.

Снова мы в воздухе, летим на север над сушей, прямо на Базаруто; Иньямбане остался далеко справа. Когда мы поравнялись с Бейрой, я полез в свой багаж и вручил каждому члену экипажа по небольшому пайку: печенье, инжир и сыр. За общей трапезой сдержанность быстро исчезает. Летчики как будто оттаяли, они нет-нет да улыбались мне. Я спросил Блова, можно ли разжечь примус, чтобы приготовить для всех кофе, но моя просьба его потрясла — это противоречило всем правилам. Я объяснил ему, что много раз без каких-либо последствий разжигал этот самый примус в трюме, полном тола, и гарантирую полную безопасность. Не забывайте, настаивал я, что после всего пережитого я твердо намерен добраться до этого цел аканта. Но он решительно возражал, сколько я ни ссылался на то, что они сами курят вовсю.

Я невольно улыбнулся, вспоминая, как сидел в кренящейся лодке, среди канистр с керосином и ящиков со взрывчаткой, держа на коленях горящий примус, на котором стоял полный кофейник. Изо всех современных изобретений я чуть ли не выше всего ценю примус: без него мы вряд ли смогли бы так успешно работать в тропиках. Его ценность определяется уже тем, что кипящая вода убивает бактерии и микробы. Вы когда-нибудь задумывались над тем, чем была бы наша жизнь в противном случае?

Но в этот раз мы остались без кофе.

Я сидел на своем месте, мрачный, погруженный в размышления. Вдруг подошел Блов и заговорил усмехаясь.

— Это путешествие сделает вас богатым. Только что по радио сообщили, что Совет научных исследований ассигнует вам пятьсот фунтов.

Я поневоле улыбнулся его простодушию и крикнул в ответ:

— Нет, дружище, эти деньги не мои. Я просил у них ассигнования на покрытие расходов, рассчитаться за целаканта и все такое прочее.

Молодец старина П. Ж. дю Туа, быстро исполнил мою просьбу! Вот еще лакомый кусочек для газет...

Я сказал Блову и Летли, что рыба еще может оказаться не целакантом, ведь мы полагаемся только на скупое сообщение Ханта. Они свистнули от удивления, мои слова их явно озадачили. Объяснить им все было бы слишком сложно. В свою очередь они рассказали, что стоимость рейса около 40 фунтов в час. Получалось, что целакант— если это он! — обойдется фунтов в пятьдесят за килограмм. Драгоценная рыба, что ни говори! На таком промысле не разбогатеешь...

Летчики спросили, знает ли о моих сомнениях премьер-министр. Конечно, я сам ему сказал, что готов рисковать своим именем и репутацией, лишь бы удостовериться, что мы не упустили целаканта. Пораженные моим ответом, они не стали больше обсуждать этот вопрос. Возможно потому, что затруднялись подобрать достаточно дипломатичные слова для выражения своих мыслей... Во всяком случае, теперь они еще лучше знали, какая ответственность меня обременяет.

Экипаж был настолько квалифицированным, что мне не хотелось вмешиваться в его планы. И однако же это было неизбежно. Мало кто знает тропическое приморье Восточной Африки так хорошо, как я. А кроме того, мне совсем не улыбалось лететь на Мадагаскар, не попытавшись сначала приземлиться поближе к цели. При всем желании я не мог отделаться от мысли, что появление южноафриканского военного самолета в Диего-Суаресе способно растревожить незажившую рану, причиненную в годы войны оккупацией острова, в которой ЮАС сыграла не последнюю роль. Среди чиновников — и не только среди них — найдутся люди, помнящие эти события, и никакие ссылки на военную необходимость мне не помогут.

Три первых целаканта.

Вверху — ист-лондонский целакант (чучело)

В центре — малания, отсутствуют первый спинной плавник и третья лопасть в хвосте

Внизу — третий экземпляр, пойман на Анжуане

Знаменитая листовка.