Старина и новь Магриба

— Средний марокканский рабочий зарабатывает в месяц по-разному, но не менее трехсот дирхамов. Хорошие ботинки марокканского производства стоят тридцать дирхамов, чашечка черного кофе — один дирхам, а с молоком — полтора дирхама, батон хлеба — меньше дирхама. Так что работающему жить можно. Но здесь, в Касабланке, основная беда в том, что почти невозможно найти работу и жилье. Сюда в поисках места едут люди со всей страны.

И действительно, обилие безработных здесь бросалось в глаза еще в 1980 г. За два года число их нисколько не уменьшилось. Проблема маргиналов, всерьез заняться которой призывал Беляль, превратилась в Касабланке, пожалуй, в главную.

Я слышал, как Самир Амин обменивался мнениями на эту тему с одним из руководителей ППС. Однако чего-либо нового Амин не сказал. Оставаясь светским, любезным, изысканным, он и в беседе напоминал свои труды: его интеллект поблескивал как холодное оружие, а не как согревающий огонь. Он весело предложил мне «собраться и подискутировать», но не сказал, когда будет готов к этому. Гораздо непринужденнее он вел разговор об особенностях разных арабских стран, об арабском языке и его диалектах, о берберах. Короче, он избегал спора по существу своего доклада на симпозиуме.

Более энергично нападала на меня сидевшая рядом с ним Хуррия, вполне оправдывавшая свое имя; «Огонь». Эта бронзовокудрая, большеглазая, резковатая марокканка явно анархистского склада безумно интересовалась политикой. Она забрасывала меня вопросами: «Как воспринимает социализм в СССР простой человек с улицы? Как социалистические страны справляются с экономическим кризисом? Каковы перспективы отношений СССР с США? А с Китаем? А как вы урегулируете с Китаем проблемы Вьетнама и Кампучии? А не приберет ли Китай к рукам Япония? А не будет ли заключен союз СССР с Китаем? А возможен ли возврат к разрядке семидесятых годов?»

Я старался отвечать обстоятельно, но Хуррия далеко не всегда удовлетворялась ответом, спорила и не понимала, например, почему в странах социализма нет экономического кризиса или почему люди и при социализме согласны на какие-либо ограничения, тем более — на сознательную дисциплину и самоконтроль.

— Должна же быть при социализме настоящая «сладкая жизнь». Разве не за это вы боролись? — спрашивала она.

Труды Амина, судя по всему, она знала очень хорошо. Более того, была в курсе той ожесточенной полемики, которая велась по поводу этих работ.

— Самир говорил мне, — сказала опа, — что у вас в СССР его читают наиболее внимательно, и если критикуют, то серьезно и глубоко.

А на следующий день в ожидании встречи с членами бюро АМЭ я сидел в холле отеля и смотрел на изображения Альмохадов, в честь которых назван отель. Почему-то все они были голубоглазы и очень похожи друг на друга и «а «типичных» берберов-горцев, какими их представляют на рекламных открытках. Видно было лишь, что воинственный Абд аль-Мумин в шлеме и с кривым кинжалом — это не мечтательный Якуб аль-Мансур, чем-то напоминающий Алишера Навои. Как это ни странно, но работавшему в отеле художнику, очевидно не самого высшего класса, удалось передать удивительное сочетание в характере марокканцев воинственности и мечтательности, пламенной резкости и душевной тонкости. Поэтому не совсем верна магрибинская поговорка: «Если тунисцы — женщины, а алжирцы — мужчины, то марокканцы — львы». Она относится, пожалуй, лишь ко временам фактической независимости большей части берберских племен в горах, область расселения которых так и называлась Страна львов (Би-ляд ас-сибаа). Современные марокканцы, горожане особенно, любят показать не только «львиный» характер, но и внимание, заботу, дружеское расположение. Я сам это чувствовал и во время симпозиума, и после его окончания.

Мухаммед и Джамаль

В Касабланке в 1982 г. я познакомился с Мухаммедом Ракаи и Джамалем Теббаа. Они выступили на симпозиуме с интересным докладом о проблематике социально-классовых отношений в работах Беляля. У Мухаммеда и Джамаля много общего. Оба они молодые интеллигенты, преподаватели экономики и социологии, члены бюро АМЭ. Оба серьезные, основательные, с прямым, внимательным взглядом сквозь толстые стекла очков. Наконец, оба неплохо водят машину. Но на этом сходство и кончается. Мухаммед работает в Рабате в Агрономическом институте. Он худощав, строен, с мягкими каштановыми волосами и бородой средних размеров, сдержанный, скрытный, с глазами усталыми и невеселыми. Джамаль работает в университете Касабланки. Он — более крупный и плотный, с иссиня-черными вьющимися волосами и усами, с золотистой смуглостью кожи и большими черными глазами.