Из перечня вспомогательных материалов видно, что в распоряжении составителей нового знаменного гербовника были отнюдь не все подготовленные Санти проекты городских гербов. Неизвестными оставались существующие изображения на городских печатях. Например, в материалах, переданных Мипиху, не встречается упоминания об уфимской, томской печатях. Именно поэтому рисунки вновь созданных гербов — уфимского (бегущая лошадь вместо бегущей куницы), а также томского (рудокоп вместо пушных зверей) — не соответствуют изображениям на печатях названных городов. В то же время рисунок печати Орловской провинции прилагался к подготовительным документам, поэтому эмблема города Орла из гербовника идентична изображению на печати.
Более 30 новых городских эмблем родились на страницах нового знаменного гербовника. Среди них — брянская, великоустюжская, дорогобужская, самарская, елецкая и др. (см. таблицу в гл. VII).
Гербовник в 1729 г. рассмотрел Верховный тайный совет (по-видимому, утверждение знаменного гербовника приравнивалось к важнейшим государственным делам), а в следующем году Военной коллегии было отдано распоряжение применить его на практике — изготовить знамена с гербами городов согласно утвержденным рисункам.
Прошло несколько лет с момента появления нового знаменного гербовника, и вновь перед Военной коллегией встал вопрос о составлении гербов для полковых знамен. На сей раз речь шла о слободских полках, для которых предстояло сделать новые знамена с гербами. Указ от 31 июля 1734 г. предписывал, «каким гербам быть, оные велено сочинить в Военной коллегии и герольдмейстеру — Також и на полковых печатях вырезать гербы того ж определения…». Теперь Военная коллегия потребовала от Герольдмейстерской конторы самым категорическим образом, «чтобы к сочинению тех гербов потребные ведомости присланы были в Военную коллегию немедленно». Новый герольдмейстер П. А. Квашнин-Самарин оказался в полной растерянности: в Герольдмейстерской конторе не осталось ни рисунков с гербами, ни живописцев, способных таковые рисунки изготовить. Пока он посылал запросы в разные ведомства, разыскивал бывших сотрудников Герольдмейстерской конторы, сведущих в гербах, Военная коллегия нашла еще одно учреждение, имеющее, по ее мнению, отношение к сочинительству гербов. Этим учреждением была Академия наук, а в ней геральдику «ведал» волею случая иноземец И. С. Бекенштейн. Имя для нас пока новое…
Иоганн Симон Бекенштейн, «разных прав дохтур» Кенигсбергского университета, приехал в 1726 г. по приглашению первого президента Петербургской Академии наук Л. Л. Блюментроста в Россию в качестве профессора юриспруденции. С ним, как и с другими иностранными профессорами, приглашенными в только что открытую Академию наук, был заключен контракт сроком на пять лет. Первоначально предполагалось, что Бекенштейн «о праве публичном и о истории нынешнего времени научит, та кож де и о институциях права Юстиниана цесаря, буде слушателям полюбится, тщание иметь будет». Однако незнание им русской правовой специфики (в программе курса, составленной Бекенштейном, читаем: «Натуральное право. Права общие Германской, или Немецкой, империи. Описание, как в судах обыкновенно поступать; причем… имея тщание и о лифлянских и эстлянских правах показание чинить; а о российских мне весьма неизвестно»), оторванность преподаваемом им науки от реальной действительности крайне ограничили круг людей, пожелавших у него обучаться. В основном это были «чюжестранцы», «некоторые дети, от иноземцев в России рожденные», а из «российской нации, — писал Бекенштейн, — у меня в обучении никого не бывало, и для того учения никто ко мне не явился ж». В конце концов он пришел к печальному выводу: в России от него «малая происходить может польза».