Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Во вторых надо спросить сорогу-рыбу. Позвали рака, приставного дьяка, писал пристав, посылал ельца-стрельца. Елец идет, сорогу ведет. Сорога-рыба приходила близко, кланелась низко, говорила смело, есь дело.

— Судьи праведны, боhом повелены, царем посажены, для цего нас требуете?

— Сорога-рыба! Говори по правды по кресному целованью, по евангельской заповеди. В Петрово говенье был-ле пожар?

— Был, был! Я на пожаре была, глаза спалила.

Во третых, надо позвать налима. Опеть призывают рака, приставного дьяка, писал пристав, посылал ельца-стрельца. Елец идет, налима ведет.

Налим-рыба приходит близко, кланеетця низко.

— Налим-рыба, говори смело, есь дело. Говори правды по крёсному целованию, по евангельской непорочной заповеди.

Он:

— Губы толсты, язык короток, говорить не умею.

Собирались рыбы больши и мелки дума думать, совет советовать, как ерша выживать. Щука говорит:

— Я ерша съїм.

День ходит, два ходит, а ерш говорит:

— Щука, ты востра, съїшь меня с хвоста, дак не столь мне смерть будет страшна.

— Как я їсь тебя буду?

— Отворь рот, так я сам тебе шварнусь хвостом.

Щука отворила пасть, ерш ошшетинился, извернулся, так расколол в роте, и кровь пошла.

Што делать? Осетёр говорит:

— Я не стану їсь с хвоста, а буду с головы.

А ерш ему:

— Осетёр, ты востер! Пойдем-ко, этта мужики нёводят, пойдем в нёвод, дак только закачаїмся!

Осетёр пошел, садит в невод, а ерш под тетиву.

— Осетёр, ты востёр! Куда тебя чорт несет!

— Околей, ерш! Меня древокольной палкой бьют!

А ерш под тетиву убежал.
В то време пришел бес, забил ез.
Пришел Перша, огрузил вёршу.
Пришел Боhодан, — и ерша боh дал.
Пришел Лазарь, за ершом слазал.
Пришел старец, вынел икры ставец,
Пришел Андрюша, ерша разрушил,
Пришел Юда, расклал на четыре блюда,
Пришел Антипа, всего стипал,
Пришла сестра Ненила, только голосом повыла,
Мати Аликсава Реву не застала.

Трапеза с превосходной ухой, чудесным деревенским пивом, с угощеньем от Московки, затянулась, а когда компания выразила желание отдохнуть, хозяева внесли в горницу огромные снопы соломы, и каждый разлегся на снопе как на перине.

Выспавшись, все захотели сказок и обратились к Кулоянину. Он начал, полуотнекиваясь.

26. Вехорь Вехоревич

—  Да кде-ка мне тут вам моїх сказок переслушать? Да кде-ка тут їх пересказать? У меня длинны. Ну, про царя Далмата. Дак ведь тут до полночи хватит вам слушать. Как у его два сына было, Федор да Василей, а третей Иван-болван. Да как іхняя мать тридцать лет свету белого не видала из-за красоты, из-за того, што ее товда сейчас Вехорь Вехоревич уташшит за красоту, за басоту.

Вот ети три сына приступили к отцу своему царю Далмату.

— Дозвольте, возлюбленной батюшко, погулять нам с возлюбленной маменькой по саду, што как она тридцать лет свету белого не видала.

— Ах, возлюбленные дети мої! Ведь ее Вехорь Вехоревич уташьчыт.

— Нет. Мы ее укараулим!

Вот он дал блаословенье погулять їм по саду, а сам сел у окошка косявшета, смотрит и видит, прошлись они по саду раз и второй раз, а в третий раз пошли и не видят больша матери.

— Што, куда она девалась? Или до ветру может hде осталась?

Заахнукали. Ети старшие говоря:

— Мы уедем їскать маменьку во цисто поле, не брошена-ле hде в ракитовом кусту; уедем не сказываясь.

Иван говорит:

— Нет, уж надо повиниться.

Те братья прошли прямо на поратной двор, взяли себе коней серых на яблоках и уехали.

Иван Царевичь пошел к отцю, повинился, как їх мать утерялась.

— А hде жа два дурака?

— Уехали во цисто поле, смотрять, не брошена-ле hде маменька в ракитовом кусту.

Ну, живут они без матери, без братьев, и стоснулся Иван Царевичь: охота ему во цисто поле показаковать, себя показать и людей посмотрять, поїскать матери или братьев своїх наехать.

Стал просить батюшка отпустить его. Тот не спускал по началу, а потом согласился. Пошол Иван Царевичь на конюшен двор выбирать себе коня и не мог найти поединшика: которого коня тяпнет, тот по коленца в землю войдет.

Идет назать кручинной, а на стрету ему бабушка-задворенка:

— Што, Иванушко, кручинен, што, Иванушко, невесел, сниз головушку повесил, оци ясные в мать-сыру землю потопил?

А он ей:

— Поди сюдла. Дам тебе плюху, — будет жопы сухо!

— Ах, Иван-Царевичь! Молоды то кони в седла бьют, а стары люди вычинивают.

И разошлись они.

И вот все Иван-Царевичь не может себе коня прибрать, идет кручинной, а на стрету ему бабушка-задворенка.