Стархэвен

“Вечером Рождества Христова была гроза, каких никогда не было прежде. И в Андовере один из священников ровно в полночь в присутствии всех прихожан был поражен молнией. Никаких других повреждений не было… Но все видели, как кто-то, похожий на свинью, метался у него между ногами”.

Брогг отыскал аналогичный случай в “Френкорун Региун” монаха Вергина, помеченный 1160 годом. В параграфе, описывающем год 856-й, утверждалось:

“В августе епископ Грирский со священниками и прихожанами праздновал открытие нового храма, когда огромная туча обволокла небо, раздался гром и молнии, какие ужаснули всех находившихся в храме и заглушили звон колоколов на звоннице. Все здание наполнилось такой густой тьмой, что люди не видели друг друга, даже если стояли рядом. Затем неожиданно разверзлась земля, и можно было увидеть пса невообразимых размеров, который метался перед алтарем”.

Свиньи? Собаки? “Пробные испытания в начальной стадии опытов с путешествиями во времени, наверное, — подумал Квеллен. — Машина была тогда еще новой и ненадежной, и для того чтобы обеспечить переброску, ставили опыты на несчастных животных. Ненадежный привод машины забрасывал несчастные создания в эпохи задолго до промышленной революции. Но, разумеется, операторы машины не могли знать конечных точек прибытия ее пассажиров, если только у них не было тех архивных материалов, до которых докопался Брогг”.

Не все случаи, подобранные Броггом, описывали происшествия, имевшие место в середине века. Немалая часть кассеты “В” была посвящена примерам из более недавнего прошлого, хотя гораздо раньше 1979 года, который рассматривался как крайний предел путешествий во времени. Квеллен не преминул обратить внимание на девушку, появившуюся у дверей коттеджа близ Бристоля в Англии вечером 3 августа 1817 года и выпрашивавшую еду на языке, который был назван “неизвестным”.

“Но как они узнали, что она просила, — спросил себя Квеллен, — если язык был “неизвестным”?” На это кассета ответа не давала. Вместо этого в ней сообщалось, что говорившую неразборчиво девушку привели к мировому судье, некоему Сэмюэлю Уоррелу, который вместо того, чтобы арестовать ее по обвинению в бродяжничестве, отвел ее к себе домой. (“Подозрительно”, — подумал Квеллен.) Судья допросил девушку. Она записывала ответы незнакомыми знаками, которые были похожи на гребни, клетки для птиц и сковороды. Эти надписи были проанализированы лингвистами. Наконец появился один, назвавший себя “джентльменом из Восточной Индии”. Он задал ей ряд вопросов на малайском языке и получил вполне вразумительные ответы.

Она утверждала, что была принцессой Карабу, похищенной пиратами из своего дома на Яве и увезенной в море. Она испытала множество приключений, пока в конце концов не совершила бегство у берегов Англии. При посредничестве “джентльмена из Восточной Индии” принцесса Карабу сообщила множество подробностей о жизни на Яве. Затем появилась на сцене женщина из Девоншира, некая миссис Уилкокс. Она объявила, что принцесса на самом деле является ее родной дочерью Мири, родившейся в 1791 году. Мэри Уилкокс созналась в своем обмане и эмигрировала в Америку.

Брогг приложил следующие соображения в отношении принцессы Карабу.