Старое вино «Легенды Архары»

Этот роман – эпопея, каких ещё не было в литературе. Да и задуман он был автором, как тот сам признаётся, именно потому, что Александр Павлович вдруг осознал, что «никто ещё до сих пор так и не написал истории русской деревни от её начала до конца». Ни в «Истории села Горюхина» Пушкина, ни в «Записках охотника» Тургенева, ни у советских «деревенщиков» нет полноты. «Даже Фёдор Абрамов в своей незаконченной „Чистой книге” не посчитал нужным зачерпнуть глубже начала XX века. История тех далёких времён в деревне казалась скованной вечной мерзлотой. Просто не хватало материала. Деталей жизни, к примеру, XV века. Как одевались, добывали хлеб, торговали, строили мосты… Труба позвала. Сборы были долгими. А замысел – давним». Это от первого лица. Автор признаётся, что всплывали в памяти детали деревенского детства: «Вспоминались деревенские старики, последний кузнец в деревне, шорник; как санный мастер полозья дровней гнул из расщепленного берёзового ствола… Ручные жернова на повети – два круглых камня… Рыбёшка в реке, заяц на опушке леса… И в конце концов, груз этих воспоминаний… утянул меня в глубину времён, на самое дно, где я оказался в окружении искомых человеческих образов и будто бы даже умом слегка тронулся, – разговаривать с ними стал, общаться. Всё отчётливей проявлялись лица, доносился внятный говор, стук топора, плеск вёсел… Открывались перед глазами времена года».

Многое, о чём идёт речь в романе, незнакомо не только читателю, но и историку, требует уточнения. Эти уточнения и пояснения даются столь органично – вкраплениями, отдельными справочными отрывками, что не мешает цельному восприятию, напротив, и разнообразит, и наполняет тебя смыслами. Через повествование, через сопереживание ты узнаёшь исторические факты, события.

А язык! Точность и красота. Выверенность фразы и свобода полёта речи. Наугад открой: «На Николу весеннего припекало. Сосны захлебнулись соком и словно испариной покрылись». «При подъёме на гору остатки псалмов Давида выкипели у него в душе. По пути в Сулгар начали слетать с губ купальские попевки. Подтягивала федула – одной струной на восклик, двумя на подвыв. Авдей пробно прокричал: «Нарождалися три ведьмы На Петра да на Ивана!» Он шёл босой, в синей рубахе, небрежно-низко подпоясанной. С уткнутой в живот федулой. И смыкал поперёк хода. Пятое колено первопроходца Синца. Холостой малый XVI века. Такой музыки ещё не слыхала старая сугарская дорога. От Синца только похабам довелось ей внимать. Шаркунками да бубнами довольствовался его сын Никифор. Деятельному внуку Синцову – Геласию – хватало колокольчика под дугой. Его дочка Матрёна, ходя на свидание к Василию, бывало, затягивала на этой дороге разве что бабьи слезливые песенки. А вот у её сына Авдея в обиход пошла уже невиданная доселе в этих местах федула! Имелись также у парня пропасть разных рожков и сопелок».

И вот вам развитие музыкального искусства в нескольких поколениях!

Великое произведение вышло в свет. Великое по замыслу, по исполнению, по самоотдаче автора, по пониманию ответственности перед будущим, перед своим прошлым.

Несомненно, будут по этому роману сняты фильмы, перейдёт он на холсты, в ноты, в жизнь людей. Задуман и начат роман давно. Автор не угадал конъюнктуры, гордится своей историей. Он сам это чувство гордости создаёт.

Читайте, завидуйте, радуйтесь! Завидуйте, что вам такого не написать. Радуйтесь, что такое написано.

Газета

«Завтра». Выпуск № 3 (1104)

22 января 2015

Константин Уткин: «Безымянные и родные»

Каждый писатель живёт мечтой о своей главной книге. О своей лебединой песне, после которой можно замолчать с чувством выполненного долга. Которая пишется на одном дыхании, точнее – на вдохе, и так легко и точно, что практически не требует правок.

Понятно, что эти мечты разбиваются о серую глыбу будней – суета повседневных дел засыпает мелким мусором самые грандиозные планы, от которых не то чтобы совсем отказываешься. Нет, просто переносишь и переносишь на ближайшее, но совсем неопределённое будущее.

Александр Лысков, автор книги «Красный закат в конце июня», как мне кажется, главный труд своей жизни завершил.

Все линии романа сведены воедино, закончены. Впрочем, речь идёт даже не о сюжетных линиях в привычном понимании этих слов, скорее о пёстром и причудливом рисунке бытия.