Староград

Спички удалось достать в одной из автомашин. Это были хорошие окопные спички, прекрасно загоравшиеся и державшие огонь. Я поджег сразу несколько штук и бросил в уже изрядно растёкшуюся чёрную жижу. Дожидаться результата не стоило, а потому я положился на удачу и ретировался в подземелье, не забыв закрыть за собой крышку.

Внизу было темно и очень сильно воняло, но выбирать не приходилось и я направился в ту сторону, в которую текла вода. Местами было достаточно места, чтобы стоять во весь рост, в то время, как в некоторые части городских стоков приходилось заползать на карачках. Лишь на развилках я пользовался спичками, определяя путь по большему количеству, утекавшей в него, воды.

В какой-то момент моего путешествия, сверху раздался взрыв такой силы, что со стен посыпалась пыль. На сердце сразу стало тепло. План удался.

Ещё лучше мне стало, когда я наконец увидел свет. Я вышел наружу у какого-то небольшого водоёма, за пределами стен. Там же умывшись от всего, что налипло на меня во время путешествия по канализации, я приметил небольшой холм, неподалёку.

С него открывался прекрасный вид на содеянное. Богопротивный город пылал и всем, кто был внутри, явно уже было не до меня. По крайней мере, пока они его не потушат.

Я уселся на склоне и вдыхал сладкий аромат свободы. Через некоторое время, ко мне подсела непримечательная девушка. Она завела обыденный разговор, начав цитировать стихотворение одного поэта из моего племени:

– Друг мой, скорее вооружайся, оружие в руки бери! Встреться лицом с колпаковской напастью и череп зверью проломи. Бери под контроль их дома и заводы! И свергнут пусть будет проклятый совет! И над океаном, тёмные воды...

– ...окрасит наш новый рассвет! – закончил я.

– Именно! Твоих рук дело? – она указала на пылавший городок.

– Да. Не было сил смотреть на то, что они сделали с моими соплеменниками.

– У нас тоже не осталось сил смотреть... на всё, что сотворил Орден. И нам бы пригодились такие люди, как ты. Нам, если честно, любые сторонники нужны.

– Большие сложности?

– Именно. Коллаборационисты и армия не дают нам жизни. Мы несём большие потери, прячемся по лисьим норам и лишь иногда показываем клыки. Так что всё, что наша организация может тебе предложить, так это кровь, тяжкий труд, слёзы и пот.

– Как удачно, что именно эти вещи я и ищу. Ну, если к ним, конечно прилагается сотня-другая мёртвых карнимских солдат.

– Это уж я могу гарантировать от лица всего движения повстанцев.

– Что ж, тогда у меня нет выбора. Я с вами! Пусть теперь вас будет чуть больше, чем немного.

– И мы будем велики в своём скромном количестве. И мы будем мстительны в своём прощении. И мы будем жестоки в своей доброте. Ибо волкам, милосердно, мы несём их волчью смерть!

– Не слишком ли пафосные у вас лозунги?

– Чуть менее, чем у наших врагов.

Экспресс

16.01.85

Война — это всегда жертвы, просто потому, что твоя жизнь, свобода и идеалы далеко не бесплатны и требуют того, чтобы за них ты отдавал что-то столь же ценное. А что в этом мире может быть столь же ценно? Жизнь, свобода и идеалы другого человека, конечно. На обычной войне ты приносишь на жертвенный алтарь врагов, а на гражданской — своих же сограждан.

Повстанцы понимают это. И сколько бы нас ни нарекали смертоносной и безумной силой, сколько бы наше руководство ни грызлось между собой, какой бы ужас мы ни наводили на гражданских своими деяниями, все они стоят того. Ибо на кону свобода и возможность самостоятельно выбрать дальнейший путь, каким бы он ни был.

Да, каждый описывает эту цель по-своему. Для одних — это порядок, для других — равенство, для третьих — возможности, но суть всегда одна — дать Ронии самой решать свою судьбу. И ради этого каждый из нас готов убить и даже умереть. Пускай свобода повлечёт за собой тысячи, сотни тысяч новых смертей, в результате грызни за будущий облик государства, это всё равно лучше, чем все те же смерти, только совмещённые с лизанием ботинок орденской швали.

Мне вот, если честно, всегда было плевать на то, как именно будет выглядеть свободная Рония и как она будет называться, единственное, чего я хотел с тех пор, когда променял свою скромную лопату на винтовку, так это того, чтобы моя земля принадлежала мне, а не каким-то уродам, возомнившим, что если у них есть танки, то они могут показывать свои мерзкие рожи из своей гадкой пустыни и претендовать на наши плодороднейшие поля и прекрасное побережье.

Нет, я не испытываю особенного отвращения к Карниму и его жителям, как некоторые мои товарищи, мне, если честно, вообще плевать, какой именно нации будут те, кто позарится на наши земли; их всех в равной степени должна ждать расплата за все те ужасы, что принесли они в наш дом.