Больше нету смысла горевать по потерянной Ронии. Более нет смысла печалиться из-за столь внезапного статуса кво. Ибо мы построим новую страну, иную во всех отношениях. Не важно, какой она будет, бедной или богатой, маленькой или большой. Не важен и режим, который будет царить в моём любимом краю. У меня уже давно нет желания копаться в политике и вести игру в своих интересах.
Я просто хочу умереть в раю своей маленькой Родины, в окружении большой семьи. Хочу провести свою дочь к алтарю. Хочу уйти на пенсию и баюкать внуков на своих руках, рассказывая героические и не очень истории из личного прошлого. Хочу показывать им старые шрамы и боевые награды. Хочу, чтобы меня похоронили рядом с моей дорогой женой, когда наконец придёт мой час уйти в небытие.
И я не дам разрушить эти мечты кучке каких-то оборванцев и поехавшему психопату! Все они будут намотаны на траки танков и задавлены под тяжёлым генеральским сапогом. И меня никто не остановит. Да, я дал коменданту обещание не перегибать палку. Но на ублюдков подобные договорённости не распространяются. Думаю, Эрвин поймёт меня, в конце концов, после ухода Германа он единственный человек, которому я доверяю, как себе. Если бы не мои планы мести, я бы и умереть за него готов.
В любом случае, благодаря плану Глиммер, мы теперь на шаг впереди и ни за кого умирать от меня и не требуется. Всё, что необходимо сделать — ждать, пока террористы клюнут на нашу наживку. И я готов ожидать, словно затаившийся аллигатор. Так долго, как это необходимо. Рано или поздно крысы вылетят из своей норы.
Что же, вылетели они, на удивление, скоро. Да ещё и не одни. На мою рацию стали приходить сообщения примерно такого содержания от офицеров с разных концов города:
— Приём, пан Соколов! У нас тут настоящий бунт! Настоящее человеческое море вылилось наружу. В основном безоружные гражданские, много женщин и детей. Идут толпой. Среди них, скорее всего, есть вооружённые повстанцы, а также зазывалы и подстрекатели. Из-за них толпа принимает угрожающую массу и пылает всё ярче. Требуют выдать им коменданта. Каковы будут приказы?
Серьёзная угроза. Серьёзнее, чем мы предполагали. И очень хороший ход от господина Меласки. Кажется, мы недооценили силу его пропаганды или количество лояльных бунтовщикам граждан. В любом случае он пытается вынудить действовать нас жестоко или не действовать вовсе. Неплохая попытка, особенно учитывая, что средств навроде слезоточивого газа, резиновых пуль и полицейских бронемашин, у нас практически не водится, так что вряд ли получится обойтись без жертв, при попытке разогнать толпу.
С другой стороны, мы можем попытаться встать неприступной стеной вокруг основных кварталов города и тянуть время ровно столько, сколько это будет возможно. Так есть шанс, что протест перетечёт в вялую фазу, а народ не решится идти грудью на амбразуру и даст время принять стратегически правильное решение.
Вейзен, единственный офицер, находившийся рядом со мной в палатке (в основном потому, что я бы скорее застрелился, чем доверил ему дело хоть чутка важнее поставки картошки), скорее всего, прокрутил в голове ту же логическую цепь и вслух заключил:
— Думаю, необходимо узнать мнение коменданта на этот счёт.
— Что же, мы ни одного решения не можем принять без его ведома? Тем паче, что вряд ли он лучше нас придумает, что делать в такой ситуации.
— Я всё думаю, что ему необходимо сообщить. Возможно, он даст добро на жёсткие меры, и мы выйдем из этой ситуации так же, как вышли в самый первый день у власти.
— С того момента прошло много времени. Ситуация изменилась кардинально, и теперь мы не можем просто так стрелять по людям, ибо нельзя переложить вину на Орден.
— Ну а на коменданта вроде как можно. Попробуй, по крайней мере. Лично я бы шарахнул по толпе ракетами, чтобы больше неповадно было.
— Именно поэтому ты сейчас здесь, а не на передовой. У тебя один выход из любой ситуации. Впрочем, учитывая сложность нашего положения, может быть, и стоит выслушать, что нам скажет Эрвин.
Вновь взяв рацию в руки, я перешёл на канал, по которому докладывал Салему об обстановке на улицах, и произнёс:
— Приём! Пан Комендант? Вы на связи?
— Приём! Слышу вас, генерал, говорите! — из динамика послышался угрюмый голос коменданта.
— У нас тут серьёзная проблема: повстанцы смогли вывести на улицы большие массы людей, сами ублюдки скрываются где-то среди толпы. Всё это принимает угрожающие масштабы. Возможно, даже слишком, если не разогнать толпу. У меня есть несколько вариантов действий, но я бы хотел услышать ваше мнение о том, какие меры необходимо применить в этой ситуации.
С той стороны повисло громоздкое молчание. Это крайне непростое испытание для несколько наивных помыслов Салема, и я вполне понимаю, почему он замешкался. Тем не менее, спустя пару минут я получил крайне неожиданный ответ крайне серьёзным и даже несколько злобным голосом:
— Выводите танки, людей, всё что есть! Солдатам приказать стрелять на поражение! Никакой жалости! К вечеру от бунтующих и мокрого места не должно остаться!