Старомодная история

Летом 1913 года много страниц было исписано в дневнике Ленке Яблонцаи. Белле, которая в это время переживает счастливейшую пору своей жизни — она ждет ребенка, — Ленке в своих письмах ни словом не упоминает о том, что происходит у нее на глазах. И не потому, что опасается, вдруг Белла не сохранит это в тайне: еще в школе они дали друг другу клятву не доверять бумаге, которая так легко может попасть в чужие руки, действительно важных вещей. О том, что в это время матушка особенно часто вспоминала про свой дневник, я сужу по тому, что, когда она приводила в порядок свой любимый деревянный ящичек, из виньеток на тетрадках три носили даты: 1913. Поскольку дом на горе и хозяйство полностью были в руках Мелинды, которая старалась быть образцовой поварихой, заботливой хозяйкой, интересной собеседницей, сиделкой, добрым приятелем и любовницей в одном лице, то у матушки было время писать новеллы, делать наброски к роману, вести дневник и подолгу гулять с маленьким Белой по деревне или по горе. Если бы Белла знала тайну, о которой умалчивают письма подруги, она бы ужаснулась, ужаснулась хотя бы потому, что Ленке Яблонцаи редко выглядела столь же уравновешенной и счастливой, как в это лето. Йожеф, незабвенный Йожеф, все еще свободен, ее брак с Белой Майтени, по существу, уже недействителен, и хотя о быстром освобождении — из-за Марии Риккль — она не мечтает, однако хорошо уже то, что решилась одна из самых тяжких ее проблем. До смерти бабушки она вынуждена жить вместе с Белой Майтени, но больше ей не придется сожительствовать с ним; это огромная разница. Никогда еще, вероятно, обманутая жена не была так благодарна соблазнительнице, как матушка: она в жизни еще не была так ласкова и предупредительна с Гизеллой.

Осенью 1913 года супруги собирают виноград, Элек Сабо часто шлет им вести об оставшихся дома родных. Иренке тоже получила диплом воспитательницы в школе иммакулаток и вернулась на улицу Кишмештер, где ее уже ждут, так как Пирошка получила служебную квартиру рядом с одной домашней учительницей и, счастливая, начала самостоятельную жизнь в том детском саду, который в памяти второго ребенка Ленке Яблонцаи навеки останется как царство веселья и игрушек, — в детском саду, где висели портреты Юниора и Эммы Гачари, а в одном из ящиков ждало своего часа литературное наследие Кальмана Яблонцаи. Отец мой сам фотографирует, сам проявляет снимки со сценами из дебреценской жизни, с лесными пейзажами — и присылает их в дом на горе, сопровождая успокоительными строками: не тревожьтесь, девочки и бабушка чувствуют себя хорошо. В винограднике Гизеллы, наверно, чудесно? Оба Белы чувствуют себя словно заново родившимися и в город возвращаются неохотно, лишь когда переезд уже нельзя более откладывать: старшему Беле предстоит занять свое место в конторе страхового общества. Вернувшись в город, матушка первым делом спешит на улицу Кишмештер, где ее встречает унылая Иренке: воспитательные методы купецкой дочери строже, чем у иммакулаток, к тому же Мария Риккль все время болеет, а поскольку нет Мелинды, то уход за бабушкой свалился на ту же Иренке. Действительно, купецкая дочь встречает родственников не в лучшей форме; с наступлением осенней слякоти она заметно ослабела, приступы удушливого кашля — у нее быстро развивается астма — отдаются по всему дому, наводя на домашних тоску; у Ленке сердце сжимается от жалости, пока она в бессильном сострадании держит слабую бабушкину руку, дожидаясь конца приступа; она чувствует, что ни за что не стала бы огорчать Марию Риккль, не стала бы ничего менять в своей жизни, даже если бы Мелинда и Майтени не заботились о видимости и публично выставили бы ее на посмешище. Откуда было ей знать, что когда-нибудь и она будет задыхаться в таком же ужасном, судорожном кашле — и это будет совсем не игра в удушье, как в детстве, в купальне «Маргит», — что ей самой придется пережить такие же страшные годы и руку ее будут сжимать с таким же чувством бессильной любви и отчаяния, пока тщедушное ее, высохшее тело будет сотрясаться в неудержимом, мучительном кашле.