Старомодная история

После распродажи, которая уносит с собой и старинное родовое гнездо семьи Гачари — дом тоже пришлось продать, и Ракель Баняи даже пальцем не шевельнула, чтобы спасти его, не дать уплыть в чужие руки, — за четыре недели, пока семья Юниора еще может находиться в уже не принадлежащем ей доме, Кальман Яблонцаи совершает вояж в Пешт и расплачивается с долгами, тщательно скрывая, в какую цену обошлась ему незапятнанная честь. Его зовут в прежние компании, но, ссылаясь на занятость, на то, что дома его ждет новорожденная девочка, даже на недомогание, он отклоняет приглашения, сидит в гостинице, ломая свою легкомысленную, непутевую голову в поисках выхода и, кажется, находит-таки этот выход: как он мог забыть, что, даже если весь мир перевернется вверх дном, все равно останется человек, который, тысячу раз прогнав его с глаз долой, в конце концов все же поможет ему, ибо любит его со всеми недостатками. Он пишет в Дебрецен письмо, где сообщает о рождении маленькой Эммы, о своей несчастной доле, о трагедии, обрушившейся на них из-за его, Юниорова, легкомыслия, умоляет о прощении, просит спасти его семью и ни в чем не повинных малышек, младшую из которых, кстати, из-за всех этих событий до сих пор еще не окрестили: у Кальмана не осталось никого, кто бы согласился пойти к нему в кумовья. Ответа приходится ждать долго — в доме на улице Кишмештер нескоро рождаются решения, — но он все-таки приходит; приносит его курьер — назначенная в крестные матери, идеально пригодная и на роль посредницы, и на роль соглядатая Мелинда, которую сопровождает Агнеш, горничная, и господин Пап, жилец. Эмма, взвизгнув от счастья, кидается ей на грудь, Мелинда-Гизелла, внимательно рассмотрев невестку, убеждается, что у них на улице Кишмештер еще не видывали подобной красоты; убеждается она и еще в одном: личное знакомство лишь усугубляет в ней неприязнь к совратительнице брата, и пусть эта женщина улыбается ей, сколько хочет, пусть трясет перед ней своими роскошными волосами — в Мелинде она никогда не обретет союзницу. Третья парка и господин Пап наконец вызволяют маленькую Эмму Яблонцаи из язычества; затем Мелинда выражает желание поговорить с братом наедине, который с той минуты, когда увидел сестру выходящей из коляски с паллагскими лошадьми в упряжке, словно с ума сошел от радости. Эмма ревниво смотрит, как брат с сестрой, взявшись за руки, удаляются в дальнюю комнату; она уверена, что Мелинда не могла привезти плохие вести, какое-то решение, какой-то путь к спасению найден — и все-таки на душе у нее неспокойно. Но дурные предчувствия рассеиваются: муж возвращается после разговора с сестрой сияющий, а после обеда, пока Мелинда отдыхает, сообщает радостную новость: мать, по прошествии стольких лет, согласна принять его обратно, согласна на примирение, они не умрут с голоду, Мария Риккль обо всем позаботилась, а теперь они с Мелиндой поедут вперед, чтобы обсудить кое-какие детали. Лицо Эммы проясняется, она уже водит хороводы с трехлетним Эрнё и с двухлетней Ленке, поет, щебечет — а на следующий день машет вслед коляске, Кальман машет в ответ шляпой, он счастлив и весел; настроение у Эммы немного портится, лишь когда она замечает, что Мелинда, в свои четырнадцать лет уже похожая на старушку без возраста, не машет на прощанье, а лишь оглядывается на нее с какой-то странной иронической улыбкой. «Очень смешно было тогда глядеть на твою мать, — рассказывала Гизелла-парка Ленке Яблонцаи. — Представляешь: она радовалась. Ведь я-то знала, что ее ждет, какие такие радости. Я одна знала, на что способна мама».