Старомосковские жители

Через полчаса камера вновь жила своей обычной жизнью. Английский тюремщик пришел бы в ужас от послаблений русского острога. Большинство резались в карты. Под нарами бывший чиновник огрызком карандаша на папиросной бумаге выводил снимок с трехрублевой ассигнации. Устроившись возле стены на корточках, бывший архиерейский лакей, одетый в черный сюртук и белые подштанники, тыкая пером в черепок с жидкими чернилами, писал под диктовку богатыря Василия письмо. Из далекого темного угла неслась молитва раскольника. Белый как лунь старик, починяя сермягу, рассказывал Илюшке сказку о Лисе Патрикеевне. Молодой рыжебородый бродяга, упершись лбом в решетку окна, надрывно тянул знаменитую арестантскую «Собачку»:

Не видеть мне страны родной,
В которой я рожден,
Идти же мне в тот край чужой,
В который осужден.
Прощайте, все мои родные,
Прощай ты, матушка Москва!
Пройду я все губерни-города
В оковах, в кандалах.
Отцовский дом покинул я:
Травою зарастет;
Собачка верная моя
Завоет у ворот.

Пение, хохот, говор, ругань, молитва сливались в дикий оркестр, а с крыши доносился весенний гомон воробьев, задиристо наскакивавших друг на друга.

Глава 4 ДВОРЯНСКАЯ СЕМЬЯ

1

Дворянин! С каким достоинством на Руси носят сие имя! Нареченные им становятся схожими с Ясонами и Гераклами — еще не боги, но уже не человеки. Среди них есть удивительнейшие, непревзойденные личности! И конечно, первая среди них — его величество Николай I, третий сын задушенного в своих покоях его величества Павла I.

Чего только на Руси не устроено за четверть века, как Николай Павлович, усмиривши восставшие полки на Дворцовой площади и повесив зачинщиков, безмятежно правит дарованной ему богом страною! Чиновники первого класса доносили ему, что за время его незабвенной эпохи царствования в России в несколько раз увеличилось содержание офицерам и нижним военным чинам, четверть миллиона раскольников приведены к православию и три четверти миллиона преданы суду, вдвое увеличился кружечный и кошельковый сборы в божьих храмах, почтовых мест стало 738 против 603 в начале царствования, а в библиотеке Генерального штаба находится ныне 66 736 книжных томов, что почти в три раза превосходит их количество в 1825 году. Все это, по словам чиновников первого класса, говорит о неустанной деятельности его императорского величества, изволившего одолеть во время высочайших путешествий, по подсчетам чиновников первого класса, сухим путем 124 486 верст и морем 12 850 верст, из них 114 640 в пределах империи, а 22 696 за границею.

Николай Павлович посещал казармы, школы, храмы, больницы, тюрьмы. И никакая мелочь не ускользала от венценосного инспектора — ни грязное пятно на стене, ни оторванная обшлажная пуговица! Леонтий Васильевич Дубельт, управляющий голубыми жандармскими мундирами России, в восторженном экстазе записывал в альбом: «Велик Николай Павлович, чудо-государь, — какая конституция сравнится с его благодеяниями!» Ему вторит покойный шеф жандармов Александр Христофорович Бенкендорф: «Все гласно выражали единодушное желание, чтобы Николай Павлович поболее берег себя, как единственный оплот России и вместе как страшилище для всех народных волнений».

И монарх неустанно оправдывал доверие своих подчиненных! Рыцарь без страха и сомнений, он года четыре назад решил даже поставить на Рейн триста тысяч русских солдат, узнав, что во Франции начали блажить и колебать престол. Тогда его пыл охладили, объяснив, что в казне нет денег. Но ненадолго! И по сю пору во дворце бушуют: «Выставим четыреста тысяч войска и сокрушим Европу, на это всякий русский даст!» Один генерал даже обещал, что к утру доставит во дворец свой последний серебряный сервиз.