Это был скандал на весь город. Еврейская девушка и русский парень. Часто такие обряды сватовства совершались в синагоге на улице Льва Толстого. Синагога была каменная, красивая, что придавало сватовству еще более приличную окраску.
Однако до революции такие смешанные браки были редкостью. Участились они после реформ 1917 года, когда любая еврейская или старообрядческая пара получила возможность прийти в ЗАГС и зарегистрировать брак, не спрашивая разрешения у властей и религиозных институций. Случалось такое и на территориях, свободных от большевистского диктата, – например в получивших независимость странах Балтии. Так, смешанные браки между евреями и старообрядцами заключались в довоенное время в Прейли (Латгалия). По некоторым сведениям, чтобы выйти замуж за еврея, старообрядке надо было отказаться от родителей: после свадьбы «родитель не признавал тебя своим дитенком». Информант из того же латгальского города сообщил, что браки между старообрядцами и евреями разрешены и в наши дни; в частности, еврейкой была его собственная жена. Брак между евреем, принявшим старообрядчество, и девушкой-старообрядкой был заключен также и в Субате (Латгалия), по-видимому, в межвоенное время или сразу после войны. На вопрос, как старообрядцы приняли жениха, информант ответил:
Ну староверы, если он перекрестился, принял наши… наши эти все правила – ну приняли. Ну вообще, это… это очень редкий случай, что евреи переходили в другие нации… веры. Это… это очень-очень редко.
Известны два случая, произошедших в довоенное время в Святске (Брянская область). Старообрядка О. К. Усова сообщила о еврее Морхуле (искаженное «Мордхель», идишская уменьшительная форма библейского имени Мордехай), женившемся на старообрядке Грушке (Аграфене). В брак с евреем также вступила двоюродная сестра Усовой Нюра; у них родилось двое детей. При этом дети были крещеные, а сам муж всячески поощрял посещение женой церкви и давал ей на это деньги. «Вот тебе и еврей!» – добавляла рассказавшая об этом Ольга Климовна.
Н. Душакова упоминает об одном случае, когда старообрядка из села Кунича, уехавшая в Кишинев, решила там выйти замуж за еврея. Для этого она вместе со своим женихом вернулась в родное село, чтобы испросить разрешения на брак у родителей и священника. Однако в связи с тем, что жених не захотел переходить в старообрядчество, священник отказал в разрешении, и брак не состоялся.
Любовь Иванова (1941 г. р.) была дочерью еврея Исаака Дризина и старообрядки Анисии Козловой. О своем непростом детстве рассказала сама Любовь Исааковна. По ее словам, родственники со стороны отца были против свадьбы, а со стороны матери, как ни странно, нет. Любовь Исааковна родилась в даугавпилсском гетто, откуда дед-старообрядец вывез ее в бочке из-под воды к себе домой в соседний город Краславу. Чтобы скрыть, что в семье появился ребенок, бабушка девочки сделала вид, будто беременна, и в течение какого-то времени носила под одеждой тряпки. После этого она объявила, что «родила» девочку, – и зарегистрировала ее на имя Любовь Козлова. Мать вскоре забрали на работы в Германию; в СССР она уже не вернулась и осталась жить в Польше. Еврейских родных девочки, оставшихся в гетто, расстреляли в 1941–1942 годах; отцу удалось выжить, однако после войны он женился снова – и в итоге девочка осталась жить в Краславе у своих старообрядческих бабушки с дедушкой.
Анну Козлову, свою русскую бабушку, Любовь Исааковна называла мамой. У бабушки была очень большая многодетная семья, а ее дети – de jure дяди и тети Любови Исааковны – на деле относились к маленькой племяннице как к сестре, так как были ненамного ее старше. Бабушка и дедушка растили девочку в религиозной атмосфере и крестили ее в староверческой церкви: об этом их попросил отец-еврей, по-видимому, понимавший, что крещение может спасти дочь от расправы. Опрашивавшим ее сотрудникам спилберговского Института визуальной истории и образования Любовь Исааковна рассказала, что чувствовала себя русской: «никто же не знал, что я еврейка». Из этой фразы можно сделать вывод, что, несмотря на русскую и старообрядческую культурно-религиозную идентичность, она все еще помнила о своих еврейских корнях.
К слову, семья Козловых не только спасла внучку: после войны она помогала выжить ее тете Басе Цин – единственной кроме отца еврейской родственнице, выжившей в гетто. Позднее Бася Наумовна написала о своих страданиях и борьбе с нацизмом во время Холокоста в автобиографической книге «Выжить, чтобы вернуться» (1997).