Старосветские убийцы

— А как мы туда попадем? Там кабан…

— Я уже говорил, он ручной. За горсть желудей кого хошь в дом пустит. Покойник князь не зря его мздоимцем звал.

— Тогда вперед!

Тайна исчезнувших драгоценностей Северских оказалась столь банальной, что Тоннер отругал себя! Мог бы и без Сочина догадаться. Однако ни имя убийцы, ни судьба княгини, ни местонахождение самих бриллиантов не открылись. Была объяснена важная деталь этой запутанной истории, но главное оставалось под завесой.

— Что-то вас долго не было! — заворчала Анна Михайловна. — Вас моя невестка, царствие ей небесное, наняла?

Илья Андреевич встал как вкопанный. Старуха поправляется на глазах, разговаривает как здоровая! Да еще и знает что-то о судьбе княгини Елизаветы! Откуда?

— Кол осиновый проглотили? — еще громче спросила Северская. — Задорого, спрашиваю, наняла?

— Я здесь проездом. Лечу совершенно бесплатно, можно сказать, из сострадания. Завтра надеюсь уехать в Петербург.

— В столице, стало быть, служите?

— В столице.

— Жаль, что проездом, — продолжала Северская, — может, ко мне на службу поступите? Не обижу, но и златых гор обещать не буду. Пока болела, эта сучка Настька все разворовала! Кстати, где она? Не ее ли исправники в карете увезли?

Старуха болтала, не умолкая, упиваясь вновь обретенной способностью связно говорить. Тоннер от всей души радовался за нее. Редко тяжелобольные поправляются столь стремительно. Интересно, образовалась ли у нее зависимость от опиума? Если да, надо посоветовать Глазьеву продолжить давать его, постепенно снижая дозу.

— Надеюсь, Настьку повесят! Если нет, сама придушу! Ишь, придумала, меня сонным зельем пичкать! И Вася, кобель старый, ей в рот смотрел! Надо было семнадцать лет назад ему яйца оторвать, ан нет, пожалела! Как же, сын родной! Вы, доктор, бульон обещали.

— Я думаю, можно даже с гренками.

— Так велите подать!

Тоннер сделал знак сиделке, чтобы принесла еду.

— Одного не могу уразуметь, — продолжала Северская, — зачем Настька Васю-то убила? Какой ей с этого толк?

Тоннер присвистнул.

— Почему вы подозреваете Настю?

— Не подозреваю, а точно знаю!

«Может статься, старуха опять заблуждается. А вдруг нет! Была не была, вызову ее на разговор. А то застряну здесь до Рождества, пока вся история не распутается. Заодно догадку вчерашнюю проверю. Состояние больной, кажется, уже позволяет».

— Анна Михайловна, давайте-ка откровенно…

— Вы раньше таких замечательных опусов не играли.

— Счастлив, что вам понравилось! — Горлыбин попытался мягко уклониться от Суховской, боясь, что речь зайдет о спорном лужке, но та сунула его руку себе под локоток и повела по аллее. Убежать невозможно, вырываться неприлично. Ах, как длинна дорога в церковь!

— Как эта музыка называется? — встряхнула задумавшегося Горлыбина Суховская.

— Это «Lacrimosa», одна из частей «Реквиема» Моцарта.

— Знаете, я сегодня словно второй раз родилась! Так эта… Как бишь называется?

— «Lacrimosa».

— …все во мне перевернула, даже кушать не хочу!

Горлыбин в изумлении остановился:

— Представьте, со мной такое тоже однажды приключилось.

— Что вы говорите?! — изумилась на сей раз Суховская.

— Да, в глубоком детстве. Семилетним мальчиком меня привезли в Петербург, в гости к родственникам. Там я впервые услышал оркестр. Звучал Гайдн…

— Что-что звучал? Я в инструментах не разбираюсь.

— Гайдн! Это композитор. Неважно. В парке играла музыка. Никто и внимания на нее не обращал, но меня, карапуза, словно гвоздями прибило к месту. Я вмиг потерял интерес к играм и так же, как вы, ни за что не хотел идти обедать. С тех пор музыкой и живу.

— Значит, и этот гайдн надо послушать.

— Вы действительно хотите?

— Да.

— Просто… — Горлыбин замялся. — Просто я привык, что соседи любят под музыку закусывать, танцевать. Но просто слушать ее, как я, никто не умеет и не хочет.

— Они слушают, но не слышат, как я до сего дня. Треньбренькает что-то, ну и ладно. А я как в раю побывала, будто ангелы мне пели!

— Хотите, устрою концерт лично для вас? — неожиданно предложил Горлыбин. — Так приятно найти родственную душу!

— Когда? — деловито осведомилась Суховская.

— Да хоть сегодня, после службы. Приезжайте ко мне в имение. Пообедаем и сядем слушать.

— Пообедаем? — радостно спросила Суховская. Насчет отсутствия аппетита она явно преувеличила. — С удовольствием!

Вера Алексеевна Растоцкая искоса поглядывала на подругу. «Похоже, Ольга вчера не соврала, уступил Горлыбин лужок, ишь воркуют! И почему у меня одни неприятности? Не успели от Тучина откреститься, так Машка в Митю влюбилась! Все утро про него жужжала, сейчас глаз не сводит. Хорошо, тот от горя в себя ушел, ничего не замечает».

— Не пара он тебе, — зашипела Вера Алексеевна дочери. — Хочешь коров сама пасти?

— А мне нравится! — своенравно повела плечами Маша.

— Доченька, ну послушай…

— Маменька, вы бабушку слушали, когда за папеньку шли?

Вера Алексеевна на полуслове осеклась. Ведь права дочь. Чуть из дома не сбежала из-за ненаглядного Андрюши, родители за какого-то генерала мечтали выдать. «А Машка-то характером в меня! Придется, видно, нищих внуков содержать».