Председателем уголовной палаты в той губернии служил некто Леонтий Алексеевич Нащокин. Человек богатый, хваткий, из всего способный извлекать выгоду. И что немаловажно — умевший со всеми делиться. Никто жадным или прижимистым его не считал, но своей выгоды он не упускал никогда. Один пример: как-то Леонтий Алексеевич подсчитал, сколько дней в году его крестьяне не работают из-за церковных праздников. Ужаснулся: сколько денег из-за ерунды теряет! И отменил в своих владениях православие. В церковь крестьянам ходить запретил, сказал, что за всех будет молиться самолично. Холопы возмутились, чуть ли не бунт устроили, так он зачинщиков — в солдаты, а остальных выпорол. Правда, чуточку уступил — дозволил крещение и отпевание.
— А почему священник начальству не донес? — спросил отец Алексей.
— Местный архиерей с Нащокиным дружил, сами понимаете, не бескорыстно. На нужные связи Леонтий Алексеевич денег не жалел, всегда сторицей они ему возвращались. Сослали строптивого священника в монастырь, а в нащокинский приход прислали нового, покладистого. Надо сказать, что губернаторствовал Иван Иванович долго и за время его славного правления губернский городок из маленького превратился в большой. И кладбище, когда-то разбитое на окраине, внезапно оказалось в центре. Что крайне неудобно: сами понимаете, запах, похоронные процессии мимо губернаторского дома каждый день туда-сюда ездят, а вздумает Иван Иванович прокатиться, сразу кладбище по пути узрит. Решил выделить новое место для захоронений, а старое засыпать и парк устроить.
Догадайтесь, кому такой выгодный подряд достался? Сам Нащокин в это время задумал вместо деревянного дома выстроить себе в городе каменный, двухэтажный, в двух шагах от губернаторского. Само собой, кирпичи покупать не стал, заставил крестьян изготовлять кустарным способом. Осмотрев старое кладбище, задумал и на фундаменте сэкономить, использовать старые могильные плиты. Повелел дворовым ночью тайком их свозить на стройку. Те возроптали, но и этот бунт Нащокин успешно подавил.
Новоселье приурочил Леонтий Алексеевич к именинам. Кого попало к себе не звал, только людей с весом — важных чиновников, генералов, крупных помещиков, ссыльных из аристократов, губерния-то за Уралом расположена. Играла музыка, гости восхищались убранством, хозяин был мил и остроумен.
За обедом гости сытно поели и со вкусом выпили. А на день ангела, господин Роос, на Руси непременно пирог пекут.
— Как у нас на день рождения торт или кекс? — спросил пришедший в себя после коньяка этнограф. По своему обыкновению, он все записывал за генералом слово в слово.
— Да, — подтвердил генерал и продолжил: — Вывозят пирог, хозяин с ножом к нему подходит, чтоб самым важным гостям самолично по куску отрезать. Сдергивает полотенце и пытается прочесть надпись. И никак не может! Буквы какие-то не наши! Глянул на рисунок над надписью, и за сердце схватился. Гости кинулись к нему, но замерли в ужасе, узрев, что на пироге крест изображен и череп. Кто-то и надпись прочел с помощью зеркала: «Коллежский асессор Жихарев Прокофий Пантелеевич».
«Что за шутки?» — грозно спросил Иван Иванович, который почтил своим присутствием именины. А Леонтий Алексеевич уже понял, в чем дело. Спекли пирог на одной из оставшихся от строительства могильных плит. Так и пояснил. «Дом на надгробьях выстроен? — ужаснулся губернатор. Нащокин в ответ только улыбнулся. — Ноги моей здесь более не будет!» С этими словами Иван Иванович покинул дом, а за ним, обгоняя друг друга, кинулись прочь и остальные гости. Отец Глеб впопыхах даже шубу забыл. Рассвирепел Нащокин. Как только гости разбежались, хотел судилище устроить, дознаться, кто именно виновен. А может, снова бунт? Отомстить столь дерзко решили? Но слуги исчезли вместе с гостями: нрав хозяина знали и решили расправы не дожидаться. Бегает Нащокин по дому, а найти никого не может. А внизу колокольчик надрывается, некому даже дверь открыть. Пришлось Леонтию Алексеевичу спускаться, самому отворять. Думал, отец Глеб про шубу вспомнил, но в дом вошел абсолютно незнакомый человек, не по погоде одетый в старый заношенный сюртук.
«Что угодно?» — негостеприимно спросил Нащокин. Незнакомец учтиво представился: «Жихарев Прокофий Пантелеевич, коллежский асессор». «Шутить изволите?!» — схватил его за грудки рассвирепевший хозяин. Сюртук на окоченевшем теле Жихарева моментально лопнул. Тут только Нащокин заметил, что гость тени не отбрасывает, а в руке держит топор. В ужасе бросился бежать, а незнакомец за ним. Дом огромный, пустой, из-за праздника весь освещенный, спрятаться негде. Насилу удалось хозяину закрыться на ключ в кабинете. Но Жихарев разрубил дверь, и Леонтий Алексеевич понял, что погиб. Пощады просить бесполезно, а прятаться некуда! Решил Нащокин окно открыть, попытаться в сад спрыгнуть. Жихарев приближается медленно, с ухмылочкой. Леонтий Алексеевич торопится, но закрытая на зиму рама не поддается.