Старосветские убийцы

Теперь приотстал Тоннер – заныло правое колено. Остановился, поразмял, заодно и прикинул: к чему бы? Как у ревматиков боли в суставе предсказывали перемену погоды, правое колено Тоннера предвещало любимую работу. Нет, не осмотр чьих-нибудь гланд и даже не роды! Колено чувствовало загодя только труп, нуждавшийся в немедленном тоннеровском вскрытии. Илья Андреевич служил на кафедре акушерства и патологоанатомии своей alma mater – Медико-хирургической академии. Входило в моду рожать с участием солидного доктора, а не по-старинному, с бабкой-повитухой; это обеспечивало Тоннеру финансовое благополучие. А возлюбленной "музой" доктора была патологоанатомия – вернее, судебная медицина. Втайне от всех работал он над первым российским судебно-медицинским атласом.

– Я забыла, а господина, который приотстал, как зовут? Замечательные у него бакенбарды! – спросила тем временем Суховская, которой нравились мужчины с буйной растительностью.

Тоннер уже догонял процессию, и Федор Михайлович смутился. Доктор все понял и представился повторно:

– Илья Андреевич Тоннер, доктор из Петербурга.

– Вы доктор? – переспросила Суховская низким томным голосом. – Ах! Я уже чувствую себя больной!

Тоннер чуть растерялся и тут же получил второй недвусмысленный призыв:

– Ваши пациентки, наверное, от вас без ума?

Илья Андреевич ответил иронично:

– Большинство из них, сударыня, не только без ума, но и без других признаков жизни. Как правило, я исследую мертвые тела.

– Зачем покойникам доктор? – удивилась Растоцкая.

Роос, давно любовавшийся вдовой, наконец, решился сделать комплимент:

– Мадам, вы напоминаете мне рубенсовских женщин.

– Федор Михайлович, переведите же, – уловив приятные нотки в голосе американца, потребовала Суховская. – Не владею языками. Матушка моя неграмотна была – в осьмнадцатом веке науки не требовались. Наняла мне француза-гувернера, по-русски был ни бум-бум. Учил меня, учил, а оказался греком. Так что и французского не знаю, и греческий позабыла – поговорить-то не с кем.

Терлецкий, видно, не знал, кто такой Рубенс, и перевел слова Рооса так:

– Вы напомнили ему женщин из Рубенса. – И от себя пояснил: – Это его родной город.

Деликатный Тоннер не решился поправить, и комплимент этнографа пропал зря. Только Вера Алексеевна ужаснулась:

– Что? В этом Рубенсе такие крупные женщины и столь щупленькие мужчины? Чудные они, американцы!

Въехали в парк Северских. Завидев слева на поляне поросший пожелтевшей травой холмик, Тоннер спросил у Растоцкого:

– Это что, могила?

– Да, – ответил Андрей Петрович, – Кати Северской, племянницы князя.

– Почему не на кладбище? – удивился Илья Андреевич.

– Как? Вы про Северских ничего не знаете? – снова обрадовалась Растоцкая.

Доктор помотал головой.

– Так я расскажу, – попыталась опередить подругу Суховская. – Носовка – не родовое их имение. Родовое у них в Нижегородской было…

– Как всегда все путаешь, – не сдалась Вера Алексеевна. – В Рязанской, только Василий Васильевич его проиграл. А Носовку Екатерина Вторая его брату подарила на свадьбу.

– Да не брату, – возмутилась Ольга Митрофановна, – а его невесте, своей любимой фрейлине.

– Звали ее Ольга Юсуфова, – быстро уточнила Растоцкая. – Да еще кучу бриллиантов дала ей впридачу. Те Северские, не в пример нынешним, широко жили, балы на всю округу закатывали, с соседями дружили.

– Пока жена в очередных родах не померла, – использовала маленькую паузу в речи подруги Суховская. – Деток любили, хотели побольше, а те все умирали.

– Не все! Одна выжила. Катя! – обрадованно уточнила Растоцкая, указав на могилку.

– Александр Васильевич, брат нынешнего князя, сам воспитанием и образованием дочери занимался. Кабы не война…

– Такой герой! К армии примкнуть не успел, так из своих мужиков отряд собрал, в хвост и в гриву французов бил.

– А девочка? Тоже в отряде была? – спросил Терлецкий.

– Девочку к Анне Михайловне отправил, к мачехе. Его отец два раза был женат, Василий Васильевич Александру Васильевичу сводный брат – пояснила Суховская. – Но французы нашего героя поймали и повесили.

– А Катя как узнала, умом тронулась. Врачи лечили-лечили, потом девочку в монастырь повезли, вдруг святое слово поможет…

Вера Алексеевна закончить не успела. Самое интересное Ольга Митрофановна даже не сказала, выкрикнула:

– А Катя в монастыре из окна выкинулась! Вот как…

– Самоубийц не хоронят на освященной земле, потому бедную девочку здесь и закопали, – смахнула слезу платочком Вера Алексеевна.

Растоцкий покачал головой:

– Загадочная история. Гроб на похоронах не вскрывали. Сказывали, разбилась в лепешку.

Глава третья

Отец Алексей, местный священник, пару часов назад обвенчавший молодых, зычным голосом пропел небольшую молитву. Проголодавшиеся гости торопливо перекрестились и с видимым удовольствием уселись за праздничный стол.

– Господин доктор, – спросила Тоннера Суховская, – вы часом не старовер?

– Нет, мадам, – учтиво ответил тот.

– А почему не по-нашему крест кладете? – Помещица пыталась поразумней разместить на огромном платье маленькую салфеточку.