– Пьян я был, пьян. Сколько раз повторять?! – возмутился Рухнов. – А про сережки-то я откуда мог знать? Шулявского в первый раз здесь видел.
– Напомню фразу, прозвучавшую из уст Елизаветы Петровны полчаса назад. "Шулявский, увидев портрет Ольги Юсуфовой, поразился ее сходству со мной!" В эту усадьбу поляк попал вместе с нами первый раз в жизни. Где он мог портрет увидать? Только в доме князя Юсуфова, который когда-то заказал его копию. Игорь Борисович – известный собиратель всего, что связано с историей его рода. Уверен, он и есть тот таинственный коллекционер, который нанял Шулявского. В петербургском свете давно известно о полном отсутствии у князя Юсуфова всякой щепетильности. А его секретарем являетесь вы, Михаил Ильич. Что в секретаре ценится? Складно составить бумагу и желательно написать ее почерком хозяина, чтобы тот себя не утруждал.
– Вы, господин Тоннер, – вздохнул Рухнов, – без сомнения умны. Только в шахматы плохо играете. Помните, Митя вам фигурку подставил, вы обрадовались, съели, а потом шах и мат получили. Так и здесь. Все против меня подстроено, вы меня скушать пытаетесь, а я ни при чем. Наоборот, именно я преступление раскрыл, княгиню нашел. Но на вас, Илья Андреевич, зла не держу. Преступник, как вы правильно подметили, очень умен и, несмотря на юный возраст, хитер. Я его разоблачу. В отличие от вас, у меня-то доказательства имеются.
Рухнов стал рыться в сюртуке. В один карман полез, затем в другой. Потом хлопнул себя по лбу и обратился к Угарову:
– Друг мой! Письмо, кажется, у вас осталось?
Денис раз за разом прокручивал в голове события, произошедшие несколько часов назад в подвале. Получалось, что Тоннер прав. Если бы комната уже горела, когда Рухнов из люка вылез, надо было вырываться из дома всем вместе, а не отправляться за помощью. А если не горела, а с Никодимом Рухнов столкнулся, затворяя дверь, значит, сам Михаил Ильич дом и поджег!
Рухнов дотронулся до плеча Угарова, и тот встрепенулся.
– Денис Кондратович, дайте письмо, пожалуйста!
– Да, да, сейчас… – Угаров полез было в карман, но затем передумал: – Постойте, Михаил Ильич. Одну секундочку. Я только один вопрос Мите задам. Хорошо?
Рухнов развел руками.
– Ваше право.
– Митя! В детстве все мальчишки тайники устраивают. Разные камушки, фантики от конфект там складывают. Потом там дневники хранят, любовные письма. У вас такой был?
Митя удивился:
– Был, конечно.
– А где?
– Перед домом накренившаяся липа растет. Если вверх по стволу забраться, там дупло широкое, я дощечку приладил, чтоб вода не затекала.
– Кто со мной? – крикнул Угаров. – Рухнов с той липы вчера вечером за домом наблюдал, там драгоценности и спрятал.
– Ах ты сукин сын! – Михаил Ильич от злости дернул скатерть, и вся посуда полетела на сидящих гостей. Схватив канделябр, Рухнов успел ударить исправника Степана, подскочившего к нему первым, но бежавший следом Порфирий быстро утихомирил негодяя неизменной дубинкой.
Тоннер вытер платком капли пота со лба и в изнеможении опустился на стул. Признание прозвучало! Преступление раскрыто!
– Как я решился на такое, спрашиваете? – Рухнов прикладывал к ноющему затылку кусочки льда из серебряного ведерка. Содержимое тайника безоговорочно его изобличило. Кроме искомых сережек и ожерелья, там нашли закладную на имение Северских, поддельную печатку князя Юсуфова, еще один пузырек с цианистым калием и пачку бумаги, пахнувшую духами Северской. – Хлебнете с мое нужды, не на такое решитесь!
Князь Юсуфов – страшный человек. Побогаче царя будет, а все ему мало. И ничем не брезгует, если цель наметил. Думаете, Василий Васильевич случайно пятьсот тыщ проиграл? Все подстроено было. Мой патрон давно на Носовку облизывался…
– Что правда, то правда. Мите годика три было, когда он сюда заявился, – встряла Анна Михайловна. – Могилку сестры и племянницы приехал навестить, только уж слишком моими делами интересовался. Все выпытывал – какой доход дает поместье, а если всем крестьянам оброк на барщину заменить, не больше ли получится? Я ему сразу сказала: "Не твоего, Игорь Борисович, ума дело. Поплакал над могилками – и езжай себе. Картинку как художник закончит, пришлем с оказией в Петербург".
– На свадьбу дочери Юсуфов пригласил Северского нарочно, – продолжил исповедь Рухнов. – Заранее задумал имения лишить. И меня к нему приставил, мол, "ты, Василий Васильевич, от Петербурга отвык, Мишка тебя сопроводит, лучшие места в городе покажет, где девочки, то да се". Мы и отправились, есть такое заведение на Большой Морской, очень фешенебельное. Никто не знает, но через подставных людей им Игорь Борисович владеет. Обслужили нас по высшему разряду, выпили от души, уже и лыка не вязали, а не садится Василий Васильевич за ломберный стол…
– Параскева его заговорила, – перебила Рухнова Анна Михайловна. – Жила тут одна колдунья. Долго я ее обхаживала, умоляла Ваське помочь, чтоб горькую в рот не брал, а карт в руки. С трудом уговорила, но от обеих напастей, сказала, не может, предложила выбирать. Карт-то я больше боялась…