Отчаянно пыля, к беседке приближалась повозка.
Когда она подъехала поближе, оказалось: вовсе это не телега, а старая линейка, в которой чудом уместились четыре человека. Николай, лихо спрыгнув с облучка, со всех ног бежал докладывать:
— Шулявский с княгиней задержаны!
Веригин аж головой замотал:
— Как задержаны? Где?
— На почтовой станции! Изобличены и доставлены. — Николай светился: задание выполнил с блеском и ожидал похвалы. — Дорогой я долго размышлял над поручением. Во всех романах де Кока, кто скрыться надумал — маскируется. Мужчины бороды и бакенбарды приклеивают, а женщины челюсть подвязывают, мол, зуб болит. И кого же я увидел, придя на станцию? — Адъютант сделал драматическую паузу, а потом приказал сидевшим в линейке мужчине и женщине: — А ну, вылезайте!
Кряхтя, спрыгнул на землю заросший бородой купец в дорогом армяке, а за ним, по-видимому, жена, придерживавшая повязку на щеке. Ни возрастом, ни ростом они даже отдаленно не напоминали Шулявского с княгиней.
— Улизнуть хотели, лошадей требовали. Зуб якобы болит, быстрее ехать надо.
Купец, увидев генерала, бухнулся в ноги:
— Вашебродие! Помилуйте! Ни в чем не виноваты! От свояков возвращаемся. Зуб у супружницы заболел. Хотели побыстрей в город попасть, к доктору.
Купчиха в подтверждение слов мужа завыла.
Опешивший генерал даже наорать на адъютанта был не способен:
— Ты, Николаша, вместо де Кока устав бы штудировал. Сходи, погляди, твой Шулявский в кустах валяется.
На лице Николаши еще блуждала гордая улыбка.
— Как в кустах? — не понял он. — А это кто?
— Тебя надобно спросить! — укорил его Веригин.
С линейки слез четвертый пассажир, смотритель Сочин.
— Это купец второй гильдии Рыжеватов с супругой. Я пытался вашему адъютанту объяснить, что давно их знаю, но он и слушать не стал.
Генерал горько вздохнул и пояснил окружающим:
— Битый год вожусь с этим Николенькой, а толку никакого. Сын моего старинного товарища, а то бы…
— Ксаверий Пафнутьевич, — обратился к купчине Сочин, — а туточки и доктора имеются, может, помогут.
Смотритель указал на Глазьева и Тоннера. Купец на коленях переместился к докторам.
— Христом Богом, умоляю, поможите… — И стал биться головой о землю.
Глазьев сделал вид, что мольбы относятся не к нему, а Тоннер коротко распорядился:
— Сударь, встаньте да отряхнитесь, а я пока супругу вашу осмотрю.
Подойдя к стонавшей женщине, Илья Андреевич велел повязку снять и, вооружившись каким-то крючком на длинной металлической ручке, заглянул к купчихе в рот.
— А зачем земли напихали? — удивился он.
— Так первое дело при зубной боли — кладбищенской земли положить, — пояснил Ксаверий Пафнутьевич. — Какой же вы доктор, коли простых вещей не знаете?
— Помогает? — поинтересовался у купчихи Илья Андреевич.
Та помотала головой.
— Тогда надобно рот прополоскать. Вода у кого есть?
Сконфуженный Николай быстро подал походную флягу.
— Удалять надо, — осмотрев уже чистый рот, заключил Тоннер.
— Христом Богом, умоляю, поможите! — Ксаверий Пафнутьевич так и ползал за Ильей Андреевичем на коленях.
— Вырву, вырву, — успокоил Тоннер. — Куда бы ее усадить?
— В беседку, там скамья имеется и прохладно, — посоветовал Киросиров.
— Боюсь, темновато. Как бы здоровый зуб вместо больного не дернуть.
— Я сначала содой с солью полоскала, а он все болит, тогда земли напихала, — причитала купчиха.
— Лечить там нечего, сгнил ваш зуб. Господа! — обратился Тоннер к присутствовавшим. — Даму надо подержать, да покрепче, чтоб не дергалась, пока я зуб буду рвать.
Женщину усадили на дороге. Сзади ее крепко обхватил сильный Данила, а ноги держали Глазьев с купцом. Тоннер, велев пациентке рот ни в коем случае не закрывать, достал из несессера металлические щипчики, наложил на больной зуб и, чуть раскачав, выдернул.
— Глазьев, возьмите бинтик, смочите водкой вон из той бутылочки, — распорядился Тоннер и обратился к купчихе: — Будете держать во рту, пока кровь не остановится.
— Доктор, — снова запричитал купец, — само провидение вас нам послало!
Стоп! Про провидение Тоннер что-то слышал вчера. Княгиня говорила: «Если мост подожгло провидение, то я с ним знакома».
Не выпуская из рук щипцы с окровавленным зубом, Тоннер поднялся с колен и позвал:
— Как тебя там? Кшиштоф? Пойди-ка сюда!
Грустный слуга медленно пошел к Тоннеру.
— Шулявский мост поджег?
— Не розумем!
Как бы объяснить?
— Он французский понимает, правда, с трудом, — подсказал Веригин.
Тоннер повернул щипцы с зубом горизонтально:
— Это — мост. Твой пан палить? — вспомнил доктор малороссийское слово. Польский похож — вдруг поймет?
Кшиштоф уставился на окровавленный зуб. А вдруг пытать вздумают? Зубы все повырывают, как потом жевать? Его-то вины нет, а пану уже все равно.
— Пан не палить. Пан деньги давач. Ямщик палить.
— Ямщик, что Шулявского возил, на станции иль в разъездах? — Тоннер повернулся к Сочину.
— На станции, пьет второй день, — ответил смотритель. — Я все удивлялся, где столько денег взял…