Старосветские убийцы

— Господин управляющий, ответьте как на духу: так ли хороши дела у вашей барыни? Может быть, она разорена? И сбежала, прихватив вексель? — глядя испытующе в глаза Павлу Игнатьевичу, спросил Терлецкий.

— Чушь собачья! Она вином по всему миру торгует, виноградник во Франции, дом в Марселе, дом в Париже! Что ей пятьсот тысяч! Да вы на ожерелье взгляните — никак не меньше стоит!

— Что за ожерелье? — насторожился Терлецкий.

— Мари, открой шкатулку. Господа ожерелье посмотреть хотят, — велел управляющий.

Мари открыла шкатулку ключом, который висел у нее на цепочке. Терлецкий достал ожерелье.

— Вот те раз! — присвистнул Рухнов.

Блеск императорских бриллиантов был великолепен. Да и камни как на подбор — крупные, прозрачные, как хрусталь. Даже Боровиковский не сумел в полной мере отразить их красоту.

— Это Ольги Борисовны ожерелье! — первым пришел в себя Пантелей. — Моей хозяйки бывшей! Откуда оно у Лизы?

— Павел Игнатьевич, откуда у Северской ожерелье? — Федор Максимович почесал залысину.

— Не знаю! — поспешил ответить управляющий. — Сегодня впервые увидел. Вчера хозяйка поведала, что в спальне есть тайник. Велела достать ожерелье к отъезду в Петербург.

— Интересно…

— Ожерелье у мадам давно, — вдруг сказала Мари. — Не здесь купила, из Франции привезла, побоялась там оставлять.

— Мари, сколько тебе лет? — спросил Терлецкий.

— Восемнадцать.

— А говоришь, ожерелье у Северской давно. Барыне, небось, всего пару лет как служишь?

— В десять лет я стала сиротой. Мадам и взяла меня. Еще месье Камбреме был жив.

— Действительно давно. Мадам драгоценности любит?

— Что вы? Терпеть не может! Говорит, одни вороны блестящее любят! Только для иноземных купцов надевала — богатством поразить.

— Мари, — вступил в расспросы Тоннер. — А пана Шулявского вы знаете?

— Да. Он после смерти месье Камбреме появился. Они с мадам были друзьями.

— Любовниками? — не обинуясь уточнил Киросиров.

Девушка, несмотря на смуглую кожу, зарделась.

— Да, — смущенно произнесла она. — Но потом Шулявский пропал. А недавно явился сюда, в имение. Мадам его не приняла, угрожала собак спустить. Я удивилась, увидев его на свадьбе. Как он сюда попал?

— Мост поджег, приехал к князю искать приют, — пояснил Терлецкий.

— Поляк мне сразу не понравился, — признался Павел Игнатьевич. — Кстати, где он? Уехал?

— В леднике. Его застрелили.

— Какой ужас! — воскликнула Мари.

— Мы подозреваем, что недавно он в Париже украл сережки, которые с этим ожерельем составляют комплект, — сообщил Терлецкий.

В столовую ворвался Митя, который ходил проведать старую княгиню:

— Анне Михайловне хуже. Скорее!

Тоннер вскочил с места. В коридоре он едва не столкнулся с Николаем, тащившим упиравшегося мужика в тулупе. Следом за ними шел смотритель Сочин.

У Анны Михайловны начинался второй приступ. Размахивая правой рукой, она громко кричала:

— Катя, Катя, не убивай Васеньку! Катя, Катя! Я знаю, это ты! Пожалей!

Глазьев уже делал кровопускание.

«Четвертый покойник будет исключительно на моей совести», — попенял себе Тоннер.

— Вот скажите, Павел Игнатьевич! Князь умер, а кто его наследник? — Появление Мити натолкнуло Терлецкого на интересную мысль.

— Жена, — не задумываясь, ответил управляющий.

— А если та сбежала или пропала?

— Тогда мать!

— Она при смерти.

— Точно не знаю, — сказал Павел Игнатьевич доверительно, — но краем уха слышал, что завещание князя составлено в пользу господина Карева.

— А это кто?

— В пользу Мити, кузена, — пояснил Павел Игнатьевич. — У того и свое имущество имеется, наследство от матери. Деревенька в пятьдесят душ где-то в Нижегородской губернии.

Николай затащил ямщика в столовую:

— Лиходей доставлен!

Киросиров подскочил к ямщику:

— Ты сжег мост?

Ямщик молчал.

— Отвечать, когда спрашиваю! — Киросиров ударил несчастного в живот.

Ямщик согнулся.

Терлецкого страшно раздражала толпа людей в столовой. Прямо театр, а не следствие!

— Господа! — Терлецкий встал и громовым голосом обратился к собравшимся. — С этого момента участие посторонних лиц в следствии прекращается. Покидать имение без моего разрешения нельзя. Прошу всех удалиться.

— А ожерелье? — спросил Павел Игнатьевич.

— У меня побудет!

Управляющий дернул за рукав Киросирова. Федора Максимовича знать не знал, а тут такая ценность!

Урядник успокоил:

— Ручаюсь! Никуда не денется.

— Может, лучше генералу доверить? — предложил Павел Игнатьевич.

— Пусть у генерала, раз вам так спокойнее, — согласился Федор Максимович.

Веригин повертел ожерелье в руках, размышляя, куда бы его спрятать?

— Наденьте на шею, — предложил Роос, — как мой тесть из племени мунси.

— В генеральских мундирах, — наставительно ответил генерал, — потайные карманы предусмотрены. А шею я для Андрея Первозванного берегу.

Веригин расстегнул пару пуговиц и спрятал сверкающие камушки куда-то вглубь мундира.

— А если Елизавета Петровна вернется, ей можно будет уехать в Петербург? — неожиданно спросил Павел Игнатьевич. Свою хозяйку он знал хорошо: если что задумала, сделает непременно!

— Она мужа должна похоронить, если, конечно, не сама убила, — ответил генерал.