Старовер

Мать Алексея, урождённая Анастасия Непоклонова, дочь местного предводителя дворянства, по-прежнему считалась красивейшей женщиной Омского уезда. По прихоти судьбы Алексей унаследовал красоту и утончённые черты матери, а от отца – твёрдость характера и врождённое благородство Вишневских. Младшие сёстры Алексея – Зоя и Маргарита, двойняшки по рождению, были копией отца. Увы, черты лица девочек не отличались аристократической утончённостью, но, тем не менее, выглядели привлекательно. Форма глаз, их глубокий серый цвет, доставшиеся двойняшкам от отца, говорили о незаурядности ума обладательниц. В свои пятнадцать лет юные барышни сыскали репутацию не только прелестниц на выданье, но и начитанных особ, обладающих свободным суждением на различные ныне модные темы и вдобавок ко всему художественным и артистическим даром. Тем паче, что девушки не стремились выйти замуж в столь юном возрасте. Они мечтали отправиться в Италию и совершенствоваться в живописи. Отец не одобрял сих капризов, считая, что девушкам надобно выходить замуж в шестнадцать лет. Однако матушка, рано познавшая узы брака, всячески поддерживала начинание дочерей. И была преисполнена надежд, что дочери отправятся в Милан и поступят тамошнюю школу искусств.

– …День добрый, молодой барин! – поприветствовал Алексея Дормидонт и заломил перед ним шапку.

– Я так рад тебя видеть, Дормидонт! – с готовностью откликнулся кадет. Кучер подхватил его чемодан и тотчас пристроил в санях. – Как дела дома? Как матушка, отец? Как девочки? – Алексей засыпал вопросами.

– Добро, молодой барин! Матушка ждёт вас не дождётся! Садитесь в сани, в миг домчу! К вечеру до усадьбы доберёмся…

Алексей залез в сани. Кучер заботливо прикрыл его меховым одеялом. Молодой барин попытался этому возразить.

– Барыня велела укутать вас потеплее! Так что не серчайте, Алексей Дмитриевич, укрывайтеся…

Алексей вдохнул и подчинился. Кучер залез на козлы и стегнул кнутом холёных лошадей. Тройка рванула с места, вздымая снег копытами.

Путь до родового имения по заснеженным дорогам занял несколько часов. Всё это время Алексей думал об Ирине Аристовой. В последний раз он видел её летом, когда с родителями посетил имение её тётушки. Тётушка Ирины, Анна Владимировна, богатая вдова, не имела детей и потому посвятила себя воспитанию Ирины, своей племянницы. Ирина рано осиротела, и госпожа Аристова охотно приняла у себя в имении дочь своей покойной сестры. Он вспоминал, как они катались на лодке по озеру. Алексей не мог оторвать взор от Ирины, та же осознавала свою власть над кадетом и всячески ею пользовалась. Так, например, юной прелестнице захотелось сорвать кувшинку и кавалер, не мешкая, разоблачился и бросился в воду. Доплыл до скопления кувшинок и одарил свою даму сердца импровизированным букетом. Смех прелестницы разливался, подобно звону серебряного колокольчика. Она приняла букет у кавалера, сидевшего по плечи в воде.

– А, если бы я пожелала чего-нибудь другого, запретного?.. – лукаво спросила Ирина.

Алексея бросило в озноб. Он и так озяб, вода в глубоком пруду была отнюдь не сродни топлёному молоку.

Выбивая зубами отчётливую дробь, Алексей спросил:

– Запретного? И что же это…

Ирина перегнулась через борт лодки, поцеловала юношу прямо в губы и резко отпрянула.

Алексей так и застыл в воде, держась за лодку руками. Ему казалось, что всё это наваждение: и пруд, и лодка, и кувшинки, и Ирина в воздушном летнем платье, и поцелуй.

– Забирайся в лодку, замёрзнешь! – словно обер-офицер в кадетском училище скомандовала Ирина.

Алексей безропотно подчинился.

Той же осенью родители отправили его в Омск для поступления в Сибирский кадетский корпус. Алексей не знал радоваться ли ему, ведь он мечтал о карьере военного, или печалиться, ибо встречи с Ириной Аристовой теперь станут редкими.

Однако Ирина и Алексей в первый год наладили меж собой переписку. Юноша знал практически, как ему казалось, обо всём, что происходило в имении Анны Владимировны. Его же письма были скудны описанием кадетской будничности, зато он с жаром сочинял сентиментальные стихи, посвящая их своей Даме сердца. Однако в последнее время Ирина стала писать крайне редко. Её послания отличались сухостью и краткостью. Алексей подозревал: виной тому неизвестный соперник.

«Ну, ничего увижу Ирину на балу и расставлю все точки над „i“… В конце концов, я отлично стреляю – вызову соперника на дуэль и прикончу его на месте, что пикнуть не успеет. А Ирину не уступлю…»

Так думал Алексей, зябко кутаясь в меховое одеяло, но судьба, увы, распорядилась по-своему.

С прибытием Алексея старый дом Вишневских оживился. Дмитрий Петрович нашёл, что сын сильно повзрослел и возмужал. У него над верхней губой уже наметилась тёмная полоска усов.

Матушка расцеловала Алексея, всплакнув, как и полагается. Сёстры-близняшки повисли на брате, словно две стройные лозы, а затем затараторили наперебой.

– Ты знаешь, что в этот году к нам приедут Бердичевские? Как ты ничего не знаешь? Разве маман не писала тебе? – Алексей отрицательно покачал головой и взглянул на матушку.