Старовер

Набрел по пути на государственный магазин посуды, закрытый по случаю воскресенья. Остановившись у витрины, стал рассматривать выставленную продукцию – расписные тарелки с агитационным орнаментом, состоящим из коммунистических лозунгов и символов. «Да здравствует съезд Советов. 1920 год», «Кто не работает, тот не ест», «Кто не с нами, тот против нас». Из всей посуды мне понравился только чайный сервиз «Жница», на котором не было никаких надписей и пролетарской символики.

Я рассматривал не только вывески и витрины, но и людей, которых по случаю выходного дня на улицах было много. Мужчины, женщины, семьи с детьми, молодежь.

НЭП не только дал работу и утраченное за последние годы благополучие, но и позволил простым людям приобщиться к буржуазным благам: театр, рестораны, заграничная мода и стрижки в якобы парижском стиле. Вот только средств на подобные удовольствия хватало далеко не у всех, поэтому благополучие нэпманов вызывало зависть и негодование у пролетариев. У интеллигенции нувориши вызывали раздражение и брезгливость, так как они считали их пошлыми носителями низменной психологии.

Именно это я сейчас и наблюдал. Группы пролетариев, громко разговаривая, шли вразвалку и лузгали семечки, но при этом, как я успел заметить, нередко с завистью смотрели вслед модно одетым коммерсантам. Интеллигенция неторопливо прогуливалась, негромко беседуя, сторонясь шумных компаний и бросая неодобрительные взгляды на новых буржуев. А нэпманы, хоть и кичились своими модными костюмами и перстнями на пальцах, при этом старались обходить подальше компании простого народа. Даже несмотря на общую толпу, можно было разглядеть расслоение людей по социальным признакам.

Мне это быстро наскучило, и я стал разглядывать мужскую часть населения, подбирая себе будущий гардероб. Для начала остановился на пиджаке, рубашке с отложным воротничком, брюках и туфлях. Некоторое время размышлял о том, что покупать: новую одежду или б/у, но потом решил, что мне пока рано выделяться из толпы, а значит, придется обойтись подержанными вещами.

Не успел я об этом подумать, как у меня за спиной неожиданно прозвучал чей-то громкий, молодой и задорный голос:

– Папиросы «Зефир», «Дукат», «Пушка»! Мужчины, не робей, налетай поскорей!

Не успел папиросник закончить свой рекламный спич, как его эстафету перехватил звонкий голос другого уличного продавца:

– Пирожки горячие! С пылу, с жару, покупай сразу пару!

Не успел я сделать несколько шагов, как услышал новые призывные крики:

– Квас! Русский квас! Вкусно и здорово!

Спустя несколько минут отвлекся на упругие формы двух молоденьких барышень, затем с интересом смотрел на их брезгливые мордашки, когда те обходили кучу еще свежего навоза, над которым кружились мухи. Возникла мысль о знакомстве, но развития она не получила, так как отвлекло пение мальчишки, стоящего в компании грязных и оборванных беспризорников:

Купите бублички,
Горячи бублички,
Гоните рублички,
Да поскорей!
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Ты пожалей…

Тут же мечется, тыча кепкой в грудь прохожим, один из его приятелей, чумазый паренек, лет десяти, в рванине:

– На хлебушек! Христа ради! На пропитание подайте!

Близких контактов у меня до сих пор с ними не было, но я сразу обратил внимание, как народ старательно обходит эту компанию по дуге, а некоторые из дам так и вовсе прикрывают носы надушенными платочками. Вскоре и сам скривился от вони, идущей от беспризорников. Кинул попрошайке в кепку десять копеек, но, стоило мне увидеть кровавые расчесы у него на лице и шее, сразу шагнул в сторону и ускорил шаг.

«Вот черт блохастый! – ругнулся я про себя на беспризорника. – Не хватало от тебя еще насекомых нахватать, харя чумазая!»

Через какое-то время мне надоела толкучка, и я завернул в ближайший проулок, где неожиданно наткнулся на здание военкомата Восточно-Сибирского военного округа. У закрытой двери стоял часовой со скучающим лицом. Винтовка со штыком, с ремня свисают подсумки. Рядом с ним на стене висел плакат с мощным красноармейцем, размахивающим винтовкой со штыком, и надписью «Красная армия – защитник завоеваний Октября».

Пройдя дальше, вдруг услышал ровный топот сапог и хоровое пение куда-то марширующих красноармейцев:

Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой!

«Сжимает властно свой штык мозолистой рукой, – задумчиво повторил я слова песни, как вдруг неожиданно мне пришли в голову пошлые стишки, прочитанные когда-то в интернете. – Что-то мне это напоминает. М-м-м… Мы, онанисты, народ плечистый, нас не заманишь сиськой мясистой… Стоп. Это вроде творение Маяковского, местного пролетарского поэта. Или нет?»