Старовский раскоп

Глянул в окно — там цвела поздняя и затяжная весна. Снег в этом году начал буреть только к концу апреля, проталины на загаженной городской земле проступили только в первых числах мая, одновременно же набухли и полопались почки сирени, побежали бурные ручьи по тротуарам, грязь взбилась в тугую кашу. Теперь же грязь почти высохла, наступила благодать — пенные острова сирени далеко внизу, среди мокрого асфальта, легкий зеленый дымок одевающихся листвой берез, чистое свежее небо, шестнадцать градусов тепла, детишки в песочнице галдят как растревоженное сорочье гнездо.

А за скрипучими дверями кабинета ровный тихий гул, редкие вскрики возбуждения. Игорь тоскливо вздохнул и поднялся. Пора возвращаться в зал. Пока вскрики не перешли в рычание и грызню.

* * *

В половине восьмого аппетитные запахи свинины по-французски потянулись по двухкомнатке советской планировки, а в заварку Алина бросила горстку смородиновых листьев из пакетика, найденного в шкафу, вдохновенно добавила по щепоти имбиря и корицы. Тихонько шелестело радио, удостоверяя девушку, что за неделю отсутствия ничего экстраординарного в городе не произошло, мир или там, на худой конец, краеведческий музей не рухнул, без Алины вполне справились. Было это открытие однозначно отрадным, но несколько лично для Алины обидным. Как же так, чтобы без нее, и всё как обычно?

Впрочем, ну его всё. Алина пребывала в благостном настроении в предвкушении ужина, намурлыкивала легкомысленную песенку и ждала, когда уже подойдет в духовке запекаемая с яблоками картошка. На маленькой кухоньке за клетчатыми шторами, из-за которых казалось — край земли, а больше и нет ничего — горела приятная желтенькая лампочка в розовом колпачке, батарея жарила как сковородка в аду, перемытая посуда сверкала. Очень было хорошо на кухоньке, хоть сворачивайся клубком, прижмуривайся и млей… Алина присела у стола, в блаженной усталости сложила на него локти и принялась с удовольствием вспоминать, какие сокровища хранятся у нового знакомца Андрея, и как он разрешил их хоть до дыр засматривать. Теплый медальончик-кошка приятно грелся под футболкой и, кажется, вибрировал в такт мыслям, что было очень странно и удивительно, но о чем задумываться пока не хотелось. Вообще задумываться было лень.

Радио отшуршало положенное, зашипело, затрещало и смолкло почему-то, но выяснять тоже было лениво, к тому же Алину вполне устраивала тишина. Минут через десять ужин будет готов, а пока… За окном тихо падал снег. Мелкий и почти незаметный, к тому же шторы… А вот чувствовала — падает. Наверху, этажом выше и немного правее, ритмично скрипела кровать. А еще выше лопотал что-то свое детское и важное какой-то ребенок. И больше ничего. Уютно. Засыпает спокойно родной город.

Не сразу обратила внимание на возню за соседней стеной. Как если бы большая змея, удав… А когда заметила, угадать уже не успела — возня заменилась непонятными стонами и оборвалась — воплем дикого ужаса. Аж мурашки по коже и шерсть дыбом! шерсть… когда успела… о, черт!

Вопил Андрей. То есть, уже не вопил, просто сидел на кровати, тяжко от ужаса дыша, но никакой опасности, даже давешних зеленых паутинок, Алина, хоть убей, не ощущала. Сунулась на всякий случай под шкаф, под кровать, нюхнула для порядка пыли в углу. Нет, чисто.

Подошла. заглядывая в лицо — чего ты, дескать. А он, придурок, заррра…

— Apage, bestia! — как заорет внезапно! Да как…

Наизнанку вывернет…

А потом уже лежала на полу, на спине, глядела в темный потолок и всё пыталась отдышаться. И он сидит на кровати, слабо подсвеченный от дверного проема, таращится, и даже руки не подаст!

— Ты чего? Совсем дурной?! Мне же больно!

— Уф… Кошмар. Приснился кошмар. Просто сон. Что вроде как на меня целая стая Пантер нападает. И на части раздергивают, паразиты. И тут ты еще. Совпало. Ты…это… извини.

— Извини ему. Жрать пошли. Я ужин приготовила. И таблеток тебе купила.

Шумно втянул воздух носом, кивнул:

— И вправду ужин. Настоящий. Давненько я… Идем.

И снова на кухне стало тепло и уютно, только теперь уже на двоих. Андрей, взъерошенный после сна и остро пахнущий пережитым ужасом напополам с едким потом, вяло ковырялся в тарелке. Разговаривать, кажется, не настроен был, поэтому молчали. Против молчания Алина ничего не имела. Сидели долго, каждый в своих мыслях, и вечер медленно превращался в ночь, и сверху скрипеть перестали, а ребенка, наверно, уложили спать.

— Я там таблетки какие-то купила, погляди, подойдут тебе или нет. Я в них слабо разбираюсь, — озабоченно припомнила, больно уж розовый он сидел и заторможенный.

— А? Ага… Спасибо. У меня еще там в шкафу, на верхней полке пакетик. В нем корешки белые. Подай, пожую… что ли…

И вечер окончательно перетек в ночь. А снег перестал. Зато щуплый месяц выкатился и пялился в кухню через щель в шторах. Почему-то он начал вызывать смутное беспокойство и Алина сердито задвинула щель. И кухня стала совсем маленькая.

В девять радио опять включилось и пропиликало "московское время".