Старовский раскоп

— Из Дальнего? — С трудом припоминается Дальний, поселок у черта на куличках, в двухстах пятидесяти километрах от города. Там группа из одиннадцати Волков. Граница. Молодняка — пятеро, кажется… Или шестеро? Чертова усталость, три ночи подряд сплошные охоты… Шестеро из молодых, остальные взрослые. Главным у них Вася… У Васи здесь жена и трое волчат. Старшему… десять, наверно… Больше ничего толкового память утомленному старшому Клана подкинуть не спешит. — Доложи…

— Вовку… того.

— Как? — за окном ночь. Новая ночь, и снова она неспокойная — первый день убывающей луны. У ребят сдают нервы. Кошаки словно с цепи сорвались. Бесятся. Проклятый Ингмар. Добраться бы до тебя… Суешь своих Котов, а сам отсиживаешься в уголке… Был ты хоть раз "в поле" со своими ребятами? Видал, как твои кошаки помирают? Как такому рвешь глотку, кровь хлещет, а он еще не умирает все никак… Ох, проклятый Ингмар. Чужих не жалеет, так своих бы поберег…Но боишься, сволочь. И правильно делаешь. Уж я бы тебя…

— Вчера напоролись на трех кошаков.

— Ясно. Что еще?

— Местные. Волнуются. Понаставили, бля, капканов. Теперь совсем кранты. А позавчера в Игоря стреляли из дробовика. Может, припугнуть их?

— Я т-те припугну! По шее получишь, понял?! Местных не трогать! Да если хоть один местный…

— Понял. Но если они, заразы, сами к нам лезут?! Если они кольев в поле понатыкали?!

— Терпеть. Лучше прятаться. Лучше смотреть под ноги. Местных не трогать. Только попробуйте тронуть… Я лично…

Сталь в голос напускать в половине третьего ночи было сложновато. Алексей тоскливо поглядел за окно. За ним мельтешили темные силуэты. Сливались с кустами и казались просто провалами в ночи, но на сером снегу тяжелели и обретали осязаемую плотность… Нынешняя группа.

— Я понял. Тогда отбой? И про Вовку…

— Да. Я поговорю с его… женой… — на третью бессонную ночь выражаться связно тоже становилось все сложней.

— Тогда — до связи. Может, удастся завтра. Но вряд ли.

— Хорошо. Если что, у вас есть два амулет-телепорта.

Долгие гудки

Долгий же скрип за спиной. Дверь. Петли не смазаны. Скрипят мозги. Еще отряды в Райском, три группы — ближе к Ириновке, но в основном у Старовского. Там сейчас хуже всего.

Скрип увял. На мягких лапах, сзади подходит, обнимает и по привычке складывает голову Алексею на плечо.

— Идем, Леш, ребята ждут.

Вера. Мягкая, теплая, усталая. Пахнет незабудками.

— Еще одно дело…

— Никаких дел. Отправишь и спать. Давай пойдем сегодня спать…

Лампочка мотается на грязноватом проводе из стороны в сторону — сквозняк. Мечутся по потолку простуженные блики и грязно-желтые тени.

— Еще одно дело.

— Тебя ждут. Им выходить на дежурство. Луна уже совсем…

Луна и точно уже совсем — яркая, холодная, в стылой дымке мороза.

— Хорошо.

На столе газета. Мелкая, тощая. Плохая тонкая бумага. В газетке черным по желтой бумаге: "Хищники" — большими, жирными буквами. Ниже, тревожно и мелко: "Небывало холодная зима выгнала опасных хищников из лесной чащи и влечет их ближе к деревням, домам, людям, теплу и пище…."

Февраль 1989 года

* * *

— Ешь кашу.

— Она противная.

Инна протерла стол. Расставила вымытые тарелки. Полотенце повесила на батарею. Славка куксился над кашей. У Славки в последнее время совсем нет аппетита. Вчера вон кое-как похлебал супа в обед, вечером поклевал печенья.

— Наверно. А ты все равно ешь.

— Не хочу.

— А чего хочешь? Шоколада?

Серьезно обдумывает вопрос. Изрекает:

— Конфет. Жвачек.

— Хорошо. Я схожу в магазин, когда тётя Лена встанет. А ты пока ешь кашу.

За стеной спит сестра. Ночь сидела со Славиком, теперь спит.

— Не хочу.

— Ох, горе мое луковое… Хоть пару ложек! А то у тебя где силы возьмутся, чтобы летом с папой идти на охоту?

Мальчик чертит ложкой в тарелке с манкой треугольники и кривоватые квадраты. Оживляется:

— Папа возьмет меня летом на охоту?

— Только если будешь хорошо себя вести и есть кашу.

Такого нехитрого шантажа хватает аккурат на те две ложки. Затем Славик зависает над тарелкой в задумчивости и мечтательно сообщает:

— А папа обещал еще БТР и воздушного летучего змея. Мы будем летом пускать.

— Будете, — согласилась. — Не чахни над тарелкой, ешь.

Мысли Славкины витают в каких-то заоблачных высях, на бледных губах гуляет мечтательная улыбка. За стеной шаги и тихие чертыхания. Лена проснулась. У нее отпуск, обещала остаться на весь сегодняшний день и еще завтра до обеда. Но завтра до обеда уже не нужно, потому что завтра, двадцать пятого декабря, с утра, в десять приблизительно, нужно уже быть собранными, взять все необходимые вещи и ждать. Придет Ингмар, наверно. Или еще кто-то из клана. Завтра все решится — мелко вздрогнула, когда вспомнила. Уже завтра. Тоша говорил, будет какой-то обряд, и после обряда всё станет хорошо. Или не станет.

Устало откинула со лба челку — лезет в глаза. Волосы отрастают слишком быстро, а времени добежать до парикмахерской и обкорнать никак не выкраивается. Некогда. И не хочется.

Ладно. Сойдет и так. Завтра наконец удастся увидеться мужем. Почему он не звонит? Что-то с ним происходит. Нехорошее. Завтра все прояснится. Завтра закончится. Неужели все-таки закончится?

— Мааам!