Старшая подруга

– Вот я дурак! – расстроился Колька. – Тебя же хватятся! Да и мамка с батей волнуются. Я ведь им обещал быть дома не позже шести.

Он быстро повел ее обратно в детдом. На крыльце маячила знакомая округлая фигура. Арсения.

– Так я и знала! – она бросилась к ним. Даже в темноте было видно, какое бледное и встревоженное у нее лицо. – Коль, ну разве так можно? Она же девочка, за нее воспитатели отвечают головой. Ей нельзя вот так уходить на весь день!

– Ну прости, ма. – Колька наклонился и поцеловал мать в щеку. – Просто мы… мы так давно не виделись. Соскучились.

– Соскучились, – повторила со вздохом Арсения. – Ладно уж. Уля, ты беги в комнату. Там Вера Андреевна уже с ног сбилась, тебя разыскивая. Больше так не делайте. – Она погрозила пальцем, точно перед ней были малыши.

– Пока! – Колька улыбнулся Ульяне.

– Пока. – Она пошла в корпус.

– Я приду завтра, – крикнул Колька ей вслед.

Она не обернулась, но сердце ее радостно забилось.

Он пришел назавтра, как и обещал. Ульяна отпросилась у воспитательницы, и они снова гуляли все в той же рощице.

– Странно, – произнес Колька, глядя на колышущуюся на ветру листву березы.

– Что странно? – спросила Ульяна.

– Мамка говорит, ты стала злая. Верховодишь пацанами. Хулиганишь.

Она пожала плечами.

– Почему я не вижу этого? – Колька осторожно взял ее за плечи и развернул к себе лицом. Она видела прямо перед собой его пухлые губы, над верхней пробивался заметный пушок. Оба молчали. Соловей на березе заходился хрустальными трелями. – Нет, – наконец произнес Колька, – не может быть. Ты не злая. Ты самая-самая добрая и красивая девчонка из всех, кого я знаю. И самая умная. – Он слегка нагнулся и поцеловал ее в губы.

Поцелуй был неумелый, но искренний и оттого сладкий. Ульяна, давно умевшая целоваться, но делавшая это безо всякого особого удовольствия, обвила руками его плечи и поцеловала сама. Они стояли, тесно приникнув друг к другу, одни на пустынной аллейке, освещаемые ласковым майским солнцем. Внутри у Ульяны что-то дрогнуло, и по всему телу разлилось томительное тепло. Оно заполнило все ее нутро, к щекам прихлынула кровь, даже кончики пальцев стали горячими. Колькины руки все крепче сжимали ее талию, и она почувствовала, как слабеют ноги. Мир вокруг превратился в один упоительный аромат сирени, вызывая оглушительный восторг, от которого хотелось кричать в голос…

– Я тебя люблю, – сказал Колька, откашлялся, прогоняя хрипоту, и повторил чище и звонче: – Люблю тебя, Уля. Слышишь?

Они лежали в густой изумрудной траве под кустом сирени, голова Ульяны удобно покоилась на широком Колькином плече. Соловей давно смолк и улетел, вокруг была тишина, лишь откуда-то из отдаления доносилось жужжание бензокосилки.

– Что молчишь? – шепотом спросил Колька и провел ладонью по Ульяниному лицу.

– А что я должна сказать?

– Что тоже меня любишь. – Он усмехнулся, однако взгляд его был ждущим и напряженным.

– Разве это не ясно? Конечно, я люблю тебя, дурачок. – Она слегка приподнялась на локте и поцеловала его в губы.

Колька счастливо улыбнулся и сгреб Ульяну в охапку.

– Улька, поедем вместе в колледж поступать! Ты ж голова! Потом в институт пойдем. И поженимся!!

– Твоя мать не разрешит тебе на мне жениться.

– Еще как разрешит! Глупая, она тебя любит, страдает, что ты отдалилась от нее.

– Сама виновата, – буркнула Ульяна.

На нее накатила давняя обида на Арсению. Колька смотрел на нее с удивлением.

– Чем виновата? Тем, что хлопотала о тебе, по больницам возила?

– Почему она не взяла меня отсюда? – На глазах Ульяны вскипели злые слезы. – Почему только в гости? Я б вас не объела, чай.

– Ах, ты об этом. – Колька с грустью кивнул. – Да ведь не так все просто, как ты думаешь. Не отдавали ей тебя.

– Кто не отдавал? – Ульяна в недоумении округлила глаза.

– Ну кто, опекунский совет. Она много раз ходила, просила. А они – нет, мол, и так двое детей, условия не ахти, возраст не тот, здоровье. Вот если бы помоложе, да новая многоэтажка, да зарплата другая – тогда пожалуйста.

Ульяна не верила своим ушам. Арсения хотела ее удочерить, но у нее не получилось! А она тихо ненавидела ее, упрекала в лицемерии и фальши. Какая дура!

– Какая я дура, – повторила Ульяна вслух.

Колька спокойно жевал травинку, его прищуренные зелено-карие глаза смотрели на нее ласково и ободряюще.

– Хочешь, пойдем сейчас к нам? – предложил он.

– Хочу! – Она резко вскочила на ноги, прикрывая наготу платьем.

Он продолжал лежать, любуясь ее сильной и стройной фигурой. Затем тоже поднялся.

– Ну идем.

Они оделись и вышли из рощицы. Шли, взявшись за руки, и тихо мурлыкали один и тот же мотив популярной в то время песенки, Ульяна чисто, а Колька отчаянно фальшивил. Так и дошли до дома Арсении.

Ульяна не была здесь уже лет пять или шесть. От увиденного ее сердце дрогнуло и защемило. То, что в детстве казалось ей огромным, уютным и приветливым домом, на самом деле оказалось покосившейся и почерневшей избой. Облупившиеся оконные рамы, пошатнувшийся забор. В огороде наполовину заросшие сорняками грядки.