Старшая сестра

— Когда схватит, вы считайте, считайте про себя и не заметите, как отпустит…

В первом часу ночи поезд, оглушительно ухнув, остановился на станции Канаш.

— Ну, готова, роженица? — спросила прибежавшая сестра.

Совершенно некстати проснулся мужчина на верхней полке и одурело уставился на сестру.

Спутница помогла Лизе надеть пальто и проводила ее из вагона.

Дождь только что перестал, на деревянном тротуаре, ведущем к медпункту, было скользко. При свете электрических фонарей там и тут блестели лужи.

Из медпункта позвонили в родильный дом. Вызвали скорую помощь.

Лиза присела на скамейку, страдальчески посмотрела на сестру.

— Скоро приедет?

— Сейчас, говорят, выедет.

В это время донесся голос из репродуктора:

— Объявляется посадка.

— Ну, прощай, милая, счастливо тебе, — сестра обняла Лизу и побежала к поезду.

Дежурная по медпункту не очень дружелюбно отнеслась к Лизе.

— И зачем только в таком положении люди куда-то еще едут.

Лиза промолчала. Она не могла говорить и, казалось, потеряла способность что-нибудь соображать. В дверях появился мужчина.

— Я за больной…

— Шофер, санитар, что ли? — спросила дежурная.

— То и другое вместе, — весело сказал он, сбив на затылок фуражку. — Поедемте, — обратился он к Лизе. Та поднялась и неуверенно шагнула к дверям.

— Смелее, гражданка, — подбодрил шофер. — Не бойтесь. В случае чего — службу повивальной бабки могу нести.

На позеленевшем лице Лизы мелькнула слабая улыбка. Она, по совету шофера, села в кабину, рядом с ним.

Проехав несколько кварталов и напрягая все усилия, чтобы не стонать при толчках машины, Лиза спросила:

— Скоро?

— Скоро, — ответил шофер и вдруг остановил машину.

— Дальше нам не проехать. Там больно узкий переулок. Вот идите прямо, я сейчас заведу во двор машину — у нас тут гараж — и сразу же догоню вас.

Не успела Лиза что-либо ответить, как шофер исчез в темноте ночи. Она прошла несколько шагов по скользкому тротуару и нерешительно остановилась. Ее охватило расслабляющее чувство жалости к себе. Одна, беспомощная, совершенно больная. С минуты на минуту может начаться страшное… Как мог Аркадий отправить ее одну и зачем вообще надо было отправлять? Впрочем, он не виноват: она сама решила одна ехать, чтобы не мешать его учебе. И сейчас не к Аркадию Лиза взывала за помощью.

«Мама, Иринка, как тяжело мне… Помогите».

Она не знала, куда идти. Ночь, темно, глухо. Кое-где в домиках мерцают огни. Еще секунда, и Лиза, кажется, закричит от ужаса, одиночества и боли или упадет молча на выщербленный, скользкий тротуар.

Но из темноты раздался веселый голос шофера.

— А вот и я. Вы уж извините меня, но машину-то ведь тоже одну нельзя оставлять на улице…

— А человека можно?

— Но ведь я всего пять минут… Ну, идемте скорее. Держитесь за меня. Вот так. Крепче! И не сердитесь, пожалуйста.

Лиза почти не помнит, как схватилась за шнурок колокольчика у дверей родильного дома. Как во сне, она увидела широкоскулое лицо женщины в белом халате.

4

— Ну вот и все, готово… И покричать толком не успела… — У изголовья высокого больничного стола, на котором лежала Лиза, стояла пожилая акушерка с марлевой повязкой, закрывающей рот и подбородок. Из-под сросшихся густых русых бровей на Лизу смотрели светло-карие, очень живые, не по летам, глаза.

— Кто… у меня? — спросила с трудом Лиза. Она пыталась улыбнуться, но улыбки, кажется, не получилось: не хватило сил.

— А разве ты не слышала, мы же тебе сразу сказали, еще ребенок не успел у меня в руках пискнуть.

Акушерка сняла с подбородка повязку, улыбнулась хорошей дружеской улыбкой, как бы говоря: «Все в порядке! Страшное позади…»

— Дочка у тебя родилась. — Акушерка вздохнула. — А поди сына ждала? Все ведь вы одинаковы, особенно первородящие…

— Я ждала дочку.

— Вот и умница! — Акушерка хотела отойти, но Лиза слабо потянула ее за руку.

— Ну, что такое?

— Как она?..

— Хорошая… Голосистая.

— Кушать, наверное, хочет…

Карие глаза с материнской нежностью посмотрели на Лизу.

— Рано. Она еще не будет сосать. Нужно выдержать несколько часов. — Акушерка еще раз внимательно посмотрела на Лизу и, переходя на «вы», добавила: — А дочурка, вспомните меня потом, на вас будет похожа. Любавушка! — позвала она в открытую дверь: — Поспеши-ко сюда с тележкой.

В дверях появилась молодая широкоскулая женщина с завидно ярким румянцем. Перед собой она катила больничную тележку. Акушерка и санитарка Любава подошли к Лизе. Она, приподнявшись на локте, запротестовала:

— Да что вы! Я сама смогу уйти.

— Ишь, какая храбрая! — возразила акушерка. — Кто вам позволит? Давайте-ка с нашей помощью, вот так, вот так, боком переваливайтесь на тележку… Ну и все… Любавушка, прикрой ей ноги одеялом.

Санитарка укутала ноги Лизы байковым серым одеялом, что-то сказала акушерке. Та, видимо, соглашаясь, качнула головой. Лиза вопросительно посмотрела на нее.

— Любавушка сказала по-чувашски, что вы красивая. Да и как вас звать, спрашивает.

Лиза смущенно и почему-то робко посмотрела на Любавушку, негромко промолвила:

— Меня Лизой звать, Люба.

— Ага, Лиза, — санитарка кивнула и потрогала ее разбросанные по подушке косы.

— Длинные.