Старшая сестра

«Нет, нет, ты не любишь меня! — хотелось ей крикнуть ему. — Ты — величайший эгоист! Ты — трус. И развод ты мне не хочешь дать потому, что это повредит твоей карьере… Я не люблю тебя! Жалею. Но за что, за что я жалею тебя?» Она подошла к окну, взглянула в темень улицы, в ту сторону, где в дальнем конце старого поселка, у самого леса, стоял небольшой деревянный домик. «И опять мама, я делаю шаг, не спросясь тебя. Но на этот раз, может быть, ты меня не осудишь?» Лиза машинально измяла листок цветка, стоявшего на подоконнике, машинально провела рукой по лицу, ощутив вдруг запах лимона. Она взглянула на цветок: «Лимон… Сколько новых побегов у него пошло». Этот лимон из зернышка вырастила Галинка. Она заботливо поливала его. Защемило сердце — приходится отрывать ребенка от привычных, родных ему вещей.

Лиза подошла к чемодану, закрыла его. Взгляд упал на стол: может быть, еще что-нибудь взять, самое необходимое из Галинкиных вещей. Она увидела крошечные пинетки. Их Галинка носила, когда умела только ползать. Эту первую обувь дочурке купил Аркадий. Лиза закусила губы — тяжело!

«Правильно ли я поступаю?..»

Лиза прижала к груди маленькие пинетки из мягкой кожи. «Аркадий, мы не можем быть счастливы, пойми… ты чужой мне и в мыслях и в сердце».

Половина одиннадцатого. Пора будить Галинку.

Она прошла в комнату, где спала дочурка, на цыпочках подошла к ее кроватке.

Галинка спала, сбросив с себя одеяло.

Лиза потянулась к дочке, чтобы разбудить, но руки опустились. Слишком сладок и безмятежен был сон ребенка.

— Галусенька… Галчонок мой, проснись, — нежно затормошила Лиза дочурку. Та повернулась на другой бочок и продолжала спать. Тогда Лиза взяла ее на руки. Галинка открыла глаза.

— Галенька, хочешь поехать… на паровозе… далеко-далеко… Поедем?

— Поедем… — прошептала Галинка. Ресницы ее снова сонно опустились, она невнятно спросила: — А папа с нами поедет?

Лиза покачала головой.

— Нет, доченька, не поедет.

— А… па-ачему-у?..

— Папа потом приедет, — успокоила Лиза, убирая с глаз Галинки прядки мягких темных волос.

— Ну, тогда поедем, — оживилась на миг Галинка, но через минуту, свернувшись клубочком на коленях матери, она уже снова сладко и крепко спала.

Лиза бережно положила дочурку, прикрыла одеялом и, чувствуя, что теряет силы, склонилась на перила детской кроватки, ощутив лицом холодок железа.

«…А будет ли счастье с Максимом?..» Этот вопрос за последние дни не раз всплывал перед Лизой. И до сих пор она утвердительно отвечала на него. Почему? Потому, что Максим Говоров — совсем другой человек.

А Галинка? Они будут друзьями. Максим любит дочку Лизы.

На миг представился другой ребенок… он теряет отца, спит и ничего не подозревает…

«Тетя Лиза, какая вы хорошая!» — зеленые отцовские глаза мальчишки тогда восхищенно блестели. Андрейка и Галинка однажды расшалились вот здесь, в этой квартире, начали играть в жмурки. Галинка, спасаясь от Андрейки, вскочила на письменный стол, опрокинула настольную лампу. Лиза вбежала в комнату. У обоих детей был виноватый вид.

Она собрала осколки, сказала: «Продолжайте!»

Тогда Андрейка, глядя на нее, и произнес: «Какая вы хорошая, тетя Лиза!»

И вот она должна сделать несчастным этого ребенка.

Рушатся две семьи… А где что-то рушится — там не может быть счастья.

Максим, глядя на Галинку, будет думать об Андрейке… Он подойдет к Лизе, а вспомнит Нину Семеновну… Вспомнит не потому, что ее любит… Но он, естественно, будет беспокоиться, как эта, не приспособленная к труду, женщина воспитывает его сына…

«Нет, не может быть счастья… Максим, родной, мы ошиблись, когда мечтали о нем!..»

…Говоров шел в чужой дом за чужой женой. Испытывал ли он раскаяние, стыд? Нет, не испытывал. Он шел не за чужой женой, а за человеком, без которого не мог жить. Максим Говоров не умел отступать от своих решений, потому что к этим решениям он приходил путем долгих раздумий.

Он верил в Лизу и в себя.

«Счастье будет!»

…Раздался стук в дверь. Лиза выбежала в переднюю. Она остановилась, словно не решаясь приблизиться к Говорову.

Как в тумане, увидела она встревоженное, побледневшее лицо Максима Андреевича.

— Я не могу поехать с тобой. Прости меня, Максим.

Он молчал.

— Ты осуждаешь меня?

Говоров смотрел на нее немигающими удивленными глазами.

— Нет, не осуждаю, Лиза… — Он с ожесточением тряхнул головой. — Эх, слабость, человеческая… Только одного не знаю… Как мне без тебя… Прощай!

…До двенадцати часов Лиза не находила себе места. Она надевала и снимала пальто, подходила к кроватке Галинки и, не решаясь разбудить дочурку, отходила от нее. Но когда часы показали двенадцать, Лизе стало немножко легче. «Теперь уже все равно. Через десять минут отходит поезд…»

И вдруг до Лизы донесся отдаленный паровозный гудок.

«Уезжает!»

Она выбежала в темноту ночи, и ночь, глухая, безучастная, дохнула на нее осенней сыростью.

А поезд уходил. Освещенные окна его исчезали одно за другим.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1