— Держите, — он сбросил в лаз небольшой, но плотный узелок. Вероятно один из тех, которые лежали в сундуке. — Там свечи. Зажгите, а то я сейчас здесь все закрою... Нельзя, чтобы они догадались, где мы спустились.
В узле на самом деле были свечи, огниво и еще какие-то вещи. Я не стала тянут время, рассматривая контрабандистское снаряжение, а ничем иным это прост не могло быть, и быстро подожгла фитилек.
Бусык мгновенно нырнул в сундук и захлопнул крышку. Нас накрыла кромешная тьма... ни одного лучика света не проходило через плотно подогнанный крышку сундука. Скорее всего это было сделано нарочно. Не удивлюсь, что если у сундука двойные стены, чтобы заглушить малейшие звуки, которые могли бы указать преследователям место исчезновения ушлых контрабандистов. А я была уверена, что это именно они устроили этот тайный ход.
— Вот и все, — Бусык закрыл люк, ведущий в подземный ход и легко скатился с лестницы. — теперь пусть попробуют нас найти.
Он перестал шептать и звонко расхохотался, подтверждая мои догадки.
Подземный ход оказался довольно сухим. Вероятно, существовала какая-то система вентиляции, потому что воздух внутри вовсе не был затхлым. Я шесть лет прожила в Нижнем городе, причем большую часть из них была напрямую связана с его ночными жителями, но о подземных ходах контрабандистов не слышала ни разу. Вероятно, знания об этой системе тоннелей обладали самым высоким уровнем секретности. И передавали их только особо доверенным людям, как секреты мастеров в гильдиях...
Бусык топал впереди меня, держа в руках вторую свечу. Узел он тоже забрал себе, я не возражала. Во-первых, у меня на плечах уже висела сумка с кубками. Во-вторых, я была гостьей в этих катакомбах, допущенной к самому главному секрету контрабандистов Грилории, только из очень большой необходимости. И неизвестно, какие правила существуют на этот счет. Я даже по сторонам старалась не смотреть, чтобы не проявлять излишнее любопытство к чужим тайнам. Только замечала, что изредка нам попадались лестницы, ведущие наверх.
— Мне велели провести вас в Средний город, — улыбнулся Бусык, поворачиваясь ко мне, — там вас пока не ждут, и я помогу вам добраться до дома дядьки Жерена незаметно.
— Хорошо, — кивнула я, — спасибо.
— Да, мне-то за что? — рассмеялся мальчишка, — скажите спасибо дядьке Жерену. И батьке моему. Он-то у меня контрабандистом был. Мы так-то сюда чужих не пускаем. А если кто случайно попадает в наши ходы, того сразу, — мальчишка чиркнул ребром ладони по горлу. И добавил, — но вы, тетька Елька, молодец. Не любопытная. А то остальные сразу глазеть начинают и расспрашивать.
Я улыбнулась мальчишке, сделав вид, что не услышала последнего предложения:
— Теперь я поняла, почему контрабандисты называют себя кротами. Я-то думала, это потому, то они что хочешь нарыть могут. А оказывается они в норах живут.
Бусык звонко расхохотался.
— Ага, -заявил он, — мой батька однажды целый год в ходах провел. Только это его не спасло, — он внезапно помрачнел и горько вздохнул, — как вышел, так его и...
Он не договорил, замолчал, нахмурившись, но я поняла:
— Мне очень жаль...
Мальчишка дернул плечом... то ли, сказав, мол, понял, то ли огрызнувшись, мол, не нуждаюсь в ваших соболезнованиях. И от этого мне стало еще больнее... сразу бросились в глаза довольно ветхая рубашонка, дырка на штанах, в которой при каждом шаге мелькала белая, острая коленка. А еще я вспомнила его радость тогда, когда я при прошлой встрече дала ему несколько гринок. И свои мысли о том, что это мог быть Лушка...
И я снова сделала это. Даже как-то мыслей не появилось, что можно сделать вид, будто все это меня не касается.
— Бусык, — я поймала его за плечо и развернула к себе, — хочешь я заберу тебя к себе? Будешь жить с моим сыном... он хороший, вы подружитесь.
Мальчишка опустил голову, чтобы я не видела его лица и, кажется, плакал.
— Нет, — мотнул он головой и вытер заслезившиеся глаза рукавом. — Я с мамкой живу. А с Лушкой мы и так дружим. Мы с ним часто по ходам в Нижний город сбегаем... ой! — он вскинул на меня испуганный взгляд. И затараторил, — тетька Елька! Вы только Лушку не ругайте. Он же всегда только после уроков уходит. И дядьке Жерену не говорите, пожалуйста! А то он уже обещался мамке нажаловаться. А она меня запрет! Она знаете какая строгая?! Ее папка ужасть как боялся. И даже дядька Жерен боится! Хотя она младшая сестра.
— Ты племянник Жерена?! — удивилась я, старательно рассматривая лицо мальчишки покрытое грязными разводами. Ну, должно же быть что-то похожее?
— Ну, да, — кивнул он, умоляюще гладя на меня, — они с мамкой моей двойники. Только мамка моя второй родилась, младшей.
Теперь я тоже ничего не понимала...
— Так почему же ты в таком виде? Ну, босой и грязный? — удивленно спросила я. Как-то не верилось мне, что Жерен мог бы бросить сына своей сестры в таком состоянии.