В действительности Цзян Цин не определяла политический курс страны: как она сама утверждала, она «была собакой председателя Мао – кого он велел мне кусать, того я и кусала». В 1930-х годах Цзян Цин была актрисой в Шанхае, затем переехала в Яньань вместе с другими представителями творческой интеллигенции левых взглядов. Там Цзян Цин познакомилась с Мао Цзэдуном и в 1938 году стала его четвертой женой. С годами Мао Цзэдун заметил, насколько она злой человек, но ему нравилось давать выход ее злости. «Цзян Цин смертельно ядовита, как скорпион», – однажды сказал Мао в приватной беседе и пошевелил согнутым мизинцем, изображая хвост скорпиона[618]
. Мао использовал жену в качестве локомотива «культурной революции» и доверил ей почти всю грязную работу. Он знал, как народ ненавидит Цзян Цин. Незадолго до смерти, будучи неизлечимо больным и опасаясь государственного переворота, Мао посылал своим противникам недвусмысленные намеки: «Дайте мне спокойно умереть в своей постели, а потом делайте с моей женой и ее бандой что хотите».Когда мадам Мао бросили в тюрьму, Цинлин возликовала. Обращаясь к подруге, она восклицала: «Партия слишком великодушна к этой злобной твари! Надо же, еще потребовала вернуть ей фуражку, словно на дворе лютый мороз!» Во время процесса над «бандой четырех» в 1980 году Цинлин писала Анне Ван, что вдова Мао Цзэдуна сильнее всего опорочила имя своего мужа заявлениями о том, что всегда действовала по его приказам. «Какая ужасная женщина!» – негодовала Красная сестра. Она вновь восхищалась Мао Цзэдуном, пусть и в личной переписке: «На мой взгляд, он был мудрейшим человеком, с каким мне когда-либо посчастливилось познакомиться, – с ясностью мышления и учений… мы должны преданно следовать им, ибо они вели нас от победы к победе». За этим панегириком следовала взятая в скобки оговорка: «Одного никак не пойму: почему он так и не разорвал отношения [с Цзян Цин] одним махом, хотя бы для того, чтобы она не доставляла ему хлопот?»[619]
Очевидно, Красная сестра искренне считала, что «китайский холокост» – дело рук исключительно этой глубоко несимпатичной ей женщины.В жизни Китая началась новая эпоха. К власти пришел Дэн Сяопин, страна приступила к экономическим реформам и постепенно открывалась внешнему миру. Китай преобразился. Дэн Сяопин прокладывал курс, который не вызвал бы сомнений у коммунистической партии и у самого Мао Цзэдуна. С точки зрения Красной сестры, это был идеальный курс. Она успокоилась и последние годы жизни провела «совершенно умиротворенной и очень довольной»[620]
.После восьмидесяти лет Цинлин стала много болеть. Ее, как и Мэйлин, теперь постоянно мучила крапивница, кожа зудела и покрывалась волдырями. Как-то раз Цинлин сказала подруге, что проблемы со здоровьем наверняка довели бы ее до самоубийства, не будь она так сильна духом[621]
. Лишь Иоланда и Юнцзе вносили в жизнь Цинлин радость в эти годы. Присутствие приемных дочерей отвлекало и веселило ее. Цинлин дорожила девочками, считала их умными и забавными, обожала их и обеспечивала им все привилегии, доступные детям элиты.Незадолго до окончания «культурной революции» власти Китая разрешили въезд в страну ограниченному числу иностранцев. Для этих людей в столичном магазине «Дружба» появились в продаже пользовавшиеся особым спросом товары. В то время китайцы одевались в одинаковые, похожие на форменные синие куртки и мешковатые брюки. Иоланду и Юнцзе буквально гипнотизировали красивые и новые вещи. Девочки просили Цинлин, чтобы ее иностранные друзья прислали что-нибудь для них: один раз речь шла о нейлоновых чулках, которые сестры видели на ком-то из подруг, в другой – о щипцах для завивки волос. (Женщинам в Китае тогда запрещалось укладывать волосы и пользоваться косметикой.) Девочки очень хотели побывать в знаменитом магазине. Цинлин жалела их и потакала их капризам. Она даже позволяла им ездить за покупками на ее машине, что вызывало у окружающих недоумение. Цинлин покупала приемным дочерям нарядную одежду и обувь и каждой подарила по велосипеду. На пятнадцатилетие Иоланда получила в подарок от мамы-тайтай наручные часы – невероятно дорогую вещь для Китая тех лет. Цинлин заказала часы у своего гонконгского друга и уточнила, что это должны быть «часы простого рабочего… прочные, а не вычурные». Через два года, когда Иоланда из-за травмы завершила карьеру танцовщицы и начала сниматься в кино, Цинлин попросила того же человека купить другие, более стильные часы, чтобы они соответствовали новому занятию Иоланды.