Интересно, а что было бы, согласись я в тот день?
«— Вы что же, хотите сказать, что создали это крупное дело и накопили состояние в тридцать тысяч фунтов стерлингов, не умея ни читать, ни писать? Господи, боже мой, дружище, кем бы вы были теперь, если бы умели читать и писать?
— Это я могу вам сказать, сэр. Я был бы служителем церкви св. Петра на Невилл-скуэр».
Вечерняя прогулка с Бай была отдушиной в школьных буднях, которые начинали меня тяготить.
— Сегодня не хочешь ли посмотреть на храм шинигами? — она взяла меня под руку. — Там прекрасный парк и небольшая выставка любительской скульптуры.
— Странно, — протянул я. — В парке был, однако скульптур не заметил. С какой они стороны?
— Ты, наверное, был во владениях Кицуки, а я говорю о том храме, который на территории Хаято! Пойдем! — она потянула меня в сторону остановки общественного транспорта. В целом я был не против.
Парк, раскинувшийся вокруг храма, был чуть вычурнее, чем у Кицуки. Кованые опоры у беседок были выполнены тоньше, подстриженные кусты радовали глаз сложными формами, а на другой стороне виднелась какая-то выставка под открытым небом — верно, и правда та самая скульптурная композиция.
На ней было изображено много разного. Меня отдельно привлек угол, на входе в который было написано: «Три грации».
— Аглая, Евфросина, Талия, — произнесла Бай, присоединившаяся к моему изучению скульптур имени римской мифологии. — Встречались разные интерпретации, что в самом деле значат три грации, однако мне больше всех нравятся две. Первая говорит, что это целомудрие, красота и любовь, а вторая, наиболее, кстати, приземленная из всех, родом из Флоренции. Там неудовлетворенные пятнадцативечные философы-гуманисты увидели олицетворение трех фаз любви: красота, возбуждающая желание, которое приводит к удовлетворению.
Я чуть-чуть покраснел. Она сжала мою руку и повела в другой, менее сексуализированный угол.
— Как тебе здесь?
— Не любитель искусства, но что понимаю — то нравится, — ответил я.
— Искусство так и устроено. Тебе будет нравиться ровно то, что тебе близко.
Небо, которое затягивалось мелкими облаками, начало ронять крошечные капли дождя.
— Давай переждем? — предложила она. — В беседке я видела приятнейшую скамью.
Я согласился. Она уселась, а я вытянулся на скамье, положив голову на ее колени. Она задумчиво перебирала мои волосы.
— Утомился я с этим искусством, — признался я. — Давай в следующий раз запланируем что-нибудь более тривиальное?
— Легко, — согласилась она. — А в целом утомился — так вздремни, я никуда не денусь, а пятнадцать минут погоды не сделают, извини за каламбур.
Дождь усиливался. Вероятно, менялось атмосферное давление. Воздух очистился и запах свежестью и водой. Я провалился в дрему.
Передо мной стояли сестры — все, кроме Али. Они смотрели на меня сурово.
— И что, ты даже не соизволишь сломать эту хрень? — с вызовом спросила Прасковея.
— Да, Костян, чего ломаешься? — добавила свое веское слово Вира. — Расфигачь ее уже. Не самим же нам с ней возиться!
Передо мной лежала какая-то каменная плита. Под ней ничего не чувствовалось.
Я понимал, что нахожусь в середине сна. До этого явно что-то были еще какие-то события. Их я не помнил.
— Девушки, а в чем, собственно, цимес?
— Ты что, забыл? — протянула Олена. — Там драгоценностей полный сундук. Нам не поднять.
— А это потому что есть надо, а не на диетах сидеть, — попытался сострить я. — Очень хочется блестяшку?
— Ужас как, — призналась Олена.
— Вся в отца, — засмеялся я. — Что мне сделать-то?
— Разбей, — попросила Вира. — Вот тебе ключ, им нужно стукнуть как следует, и после этого откроется.
Она протянула мне штуку, похожую на большую белую шпильку.
Я послушно размахнулся и со всей дури стукнул — как следует, разумеется. Каменная плита ахнула и раскололась. Под ней обнаружился огромный сундук. Я поднял крышку. Огромные изумруды в кулак размером полыхнули снопом зеленых искр.
— Вааааа! — выдохнула Олена, запуская туда руки по локоть. — Спасибо! Остальное я сама.
— А можно мне тоже? — сестра Лика была скромна. — Там по соседству еще сапфиров насыпано. На них отличные диоды выращиваются, мне бы не помешали в инженерных целях.
— Только скажи, и я сделаю! — я втянулся в роль сильного брата, который делает всё, чтобы сестричкам приходилось работать поменьше.
Мне предъявили вторую плиту и еще один ключ, мало отличавшийся от предыдущего. Я повторил удар. Плита не поддалась.
— Ну, это посерьезнее, — она сделала жалобное лицо. — Ну Костянчик, ну пожалуйста. У меня будут свои диоды. Это офигенно.
— Сейчас-сейчас, — я натянул на физиономию навью маску, чтобы быть еще сильнее, и где-то в глубине себя нащупал доступ к Источнику. — Хххххха!
Крышка треснула в разных направлениях. Лика со счастливым смехом сгребала пальчиками сапфиры. Много ли нужно для счастья простому инженеру…
Сестрички кинулись мне на шею, радостно целуя. У них было два — целых два! — сундука с дорогущими блестяшками, над которыми можно было чахнуть.
Воистину, дочери своего отца.