— Хорошо.
Тяжело сглотнув, Галлея сделала несколько нерешительных шагов ко мне, половина ее волос выбилась из хвоста, а куртка соскользнула с одного плеча. Ореховые глаза смотрели на меня, ярко сияя в слабом свете фонарей, а я все еще стоял перед ней на коленях.
На ее лице появилась улыбка, искрящаяся огнем, который я так давно хотел увидеть.
Она протянула мне руку.
Я принял ее и поднялся на ноги. Прежде чем ее рука выскользнула из моей, я мягко притянул ее к себе. Наши ладони медлили расставаться, переплетенные друг с другом. Галлея с удивлением смотрела на наши сцепленные руки, и я неспешно прижал тыльную сторону ее ладони к ее все еще вздымающейся груди.
— Чувствуешь? — Мои глаза были прикованы к ложбинке, где наши соединенные руки упирались в белую майку, и вибрация от ее учащенного сердцебиения просачивалась сквозь подушечки наших пальцев.
— Страх, — прошептала она в ответ.
— Нет. — Я покачал головой и сделал маленький шажок ближе, пока мыски нашей обуви не соприкоснулись на асфальте. Мой большой палец погладил костяшки ее пальцев, и в горле образовался комок. — Сила.
Она резко вдохнула.
Осенний ветерок трепал пряди ее волос, поднимая их, играя с ними, и луч мягкого лунного света рассыпал звездную пыль в ее глазах. Эти глаза поднялись к моим, впились в мои и…
Мимо пронеслась машина.
Я отдернул руку от ее груди, и момент прервался.
Я резко провел пальцами по волосам и отступил назад, напоминая себе, что должен держаться подальше. Как можно дальше от лучшей подруги моей дочери, как бы я ни гордился ею, как бы ни защищал ее и как бы ни стремился обеспечить ее безопасность и сделать сильной.
Она действительно обладала силой.
Большей, чем должна была знать.
Я чувствовал ее, проклинал, хотел вырвать ее из себя, пока она не превратилась в кровавую кучу рваных останков, сваленных у наших ног. Уничтоженная, растоптанная, лишенная всякого проблеска жизни.
Глупо.
Неправильно.
На грани катастрофы.
Галлея натянула куртку на голое плечо и прочистила горло, ее взгляд скользнул по моему лицу.
— Безжалостный, — сказала она, повторив свое предыдущее высказывание.
Я натянуто улыбнулся.
— Способная.
Мы продолжили свой путь, Галлея скрестила руки, а мои ладони скользнули в карманы спортивных штанов. Ее же были скрыты объемной черной кожей, потому что она спрятала их под мышки.
— Ты останешься сегодня на ужин? — спросила она, адреналин все еще бурлил в ней, ускоряя ее шаг.
— Да. У Тары свидание. — Я поморщился от этой мысли. — Ты готовишь?
— Вареники.
— Как раз вовремя.
— Я чувствую, что только что добилась значительного прогресса. Это повод отпраздновать.
Кивнув, я улыбнулся ей еще раз, уже не так натянуто. Я гордился ею. Не каждый может взять свою травму в две трясущиеся руки и вылепить из нее что-то стоящее. Ее боль была глиной, принимающей новую форму. Однажды она может стать ее величайшим шедевром.
И это надо было отпраздновать.
Уитни прижалась ко мне бедром, когда мы вчетвером работали на кухне, раскатывая оставшиеся куски теста.
— Посмотри на себя, — сияла она, ее волнистые каштановые волосы были собраны на макушке. — Тебе не хватает только фартука.
— Мм. Думаю, я пас.
Тара хихикнула справа от меня.
— Держу пари, фартук тебе очень бы пошел. Рождество не за горами, просто говорю.
— Ты не станешь.
— Как будто ты меня не знаешь.
— Черт. Ты так и сделаешь. — Я застонал. — Ты наказана заранее.
Моя дочь ткнула меня локтем в ребра, достаточно сильно, чтобы я поморщился. На заднем плане у девочек играл диск «Radiohead», а столешница стала жертвой рассыпанной муки, лужиц масла и множества грязных кастрюль и тарелок.
В дверь позвонили, и Тара застыла, как статуя, кровь отлила от ее лица.
— О Боже… это Джош. Джош здесь. Чтобы поужинать. Со мной.
— Так и было задумано, — пробормотал я, глядя на дверь напротив и наблюдая, как его тень движется за рифленым стеклом.
Ее гребаный парень.
Никакие книги по воспитанию детей и руководства для отцов не могли подготовить меня к тому чувству ужаса, которое охватило меня, когда я увидел, как моя дочь-подросток осваивает безжалостный мир свиданий.
Уит сказала мне, что посадила ее на таблетки.
Мне захотелось блевать.
— Я открою дверь. — Я провел руками по голубым джинсам, в которые переоделся.
— Черта с два. Отойди в сторону. — Тара протиснулась мимо меня и устремилась в прихожую.
Я вздохнул, глядя, как она уносится прочь, поправляя свои только что уложенные волосы.
— Он мне не нравится, — пробормотал я Уитни.
— Конечно, не нравится. Прекрасный принц мог бы войти в эту дверь, а ты бы все равно сказал:
— Ага. — Я месил тесто с большей силой, чем нужно. — Принцев переоценивают, и они никогда не бывают прекрасными.
— Ты знаешь, о чем я.
Уитни вымыла руки в раковине, затем улыбнулась мне и присоединилась к Таре у входной двери.
Оставшись на кухне наедине с Галлеей — я, обуреваемый своими токсичными отцовскими инстинктами, и Галлея, начиняющая вареники картофелем, — я подался вперед и, прищурившись, посмотрел на нее.
— Что ты думаешь о Джоше?