Старшие сыновья

Плыли недолго, высадись быстро, она перетаскивала вещи из лодки за ближайший холмик, он затащил лодку за кусты. Уже начинало смеркаться, шершни уже час как вышли на охоту, и он, открутив крышку у первого флакона, разбрызгал содержимое на неё и на себя. После они взвалили на себя свою нелёгкую ношу и пошли вдоль берега на юг. Даже облившись инсектицидом, Горохов не решался уходить вглубь этой местности, кишащей опасными насекомыми.

Самара тащила свой рюкзак, коптер, винтовку, ружьё и рацию. Он знал, что ей нелегко, но она ни разу за всё время пути не заговорила, не попросила остановиться, чтобы перевести дух. Только через час они свернули от реки направо, на запад. К развалинам и двум небольшим дюнам, что уже служили им укрытием недавно. И только отойдя от реки на полкилометра, и он, и она размотали головы, и на их лицах остались лишь респираторы с очками. Так, конечно, было легче, но передохнуть он ей не дал, пошёл дальше.

Через триста метров она сказала:

- Гудит!

Он тоже услышал и замер, звук был недолгим, вскоре затих, и он опять пошёл вперёд.

Ещё не было десяти, когда они добрались до своих удобных дюн среди развалин. Он с удовольствием слушал, как с бетонных и кирпичных стен потявкивают гекконы. Днём их не было видно, а сейчас вон как кричат на всю пустыню, и шершней не боятся. Он тыльной стороной перчатки вытирал пот со лба и радовался тому, что это тявканье становилось всё ближе.

Оба устали, но и инженер, и казачка были людьми опытными, никто из них не сбросил свою ношу на песок, не рухнул рядом. Горохов опустил на грунт только канистру с водой. Оба они достали фонарики и стали осматривать песчаные склоны. Камень и песок – идеальное сочетание для песчаного белого паука. Интересно, гекконы их жрут? Судя по всему, да. Они обыскали всё вокруг, и Самара нашла всего одного недавно вылупившегося из яйца маленького паука. Зато с клещами тут был полный порядок. Горохов собственноручно сжёг парочку зажигалкой. И ещё несколько мерзких насекомых уничтожила казачка. После этого они осмотрели ноги и обувь друг у друга и только после этого скинули рюкзаки и присели на склон дюны под стену, прямо под большого гавкавшего геккона. Сначала выпили воды, пили как можно больше. Потом, пока Самара доставала дрон и вставляла в него аккумуляторы, он закурил. Не то чтобы ему хотелось, после таких больших нагрузок обычно он не испытывал потребности в никотине, но… Когда теперь появится такая возможность.

А она разгребла песок, сделала площадку, на неё установила планшет, как на стол. Включила его. Она всё-таки была неглупой.

Делала всё как раз в той последовательности, в которой он её и учил. Проверила управление, связь, моторы, переключила камеру в ночной режим. Её сосредоточенное лицо было чуть подсвечено монитором, в темноте оно казалось каким-то… мистическим. После того как всё было готово, она поглядела на него: ну? Запускать?

- Подними его, осмотри окрестности, – он курит и опять тянется к канистре.

Казачка сосредоточенно смотрит в монитор, дрон взмывает вверх, исчезает в темноте. Горохов берёт рюкзак Самары, достаёт из него пистолет и ту самую странную трубку. Ещё осматривает её. Самара всё ещё не понимает, для чего она, но понимает, что это ценная или, может быть, важная вещь. А инженер достаёт кобуру, крепит её к своему поясу. Потом вытаскивает пять снаряжённых обойм к пистолету. Две, особо ценные, прячет во внутренний карман, одну вставляет в пистолет. Свой любимый револьвер с бедра снимает и прячет его в свой рюкзак, достав предварительно из кобуры револьвера оптический прицел.

- Гнездо, - говорит казачка. – Триста семьдесят метров от нас на север.

Он достаёт из своего рюкзака один флакон инсектицида, кидает рядом с ней на песок.

- Будь внимательна. Не хочу найти здесь утром твой труп.

- Буду, - обещает она, не отрывая глаз от монитора.

- Ну, зато никто похуже здесь не появится. Давай проверим рации, - он достаёт свою.

Они быстро проверяют свои переговорные устройства. Ему, может, и хотелось бы посидеть тут ещё, но инженеру не терпится начать, и всегда неплохо иметь запас времени. Он закрывает рюкзак, опять пьёт воду. Впрок. Он, конечно, возьмёт с собой десятилитровую канистру, ещё и флягу, но лучше напиться сейчас.

- Возьмёшь хлеба с саранчой? – она встала, полезла в рюкзак.

Горохов не очень хочет есть, он уже заведён, готов начать, но опыт ему подсказывает иное: когда ещё удастся поесть.

- Да, давай, – он берёт у неё хлеб, в который уложена отличная начинка из жирной саранчи и едкого степного лука. Он откусил большой кусок и заговорил: – Я иду к дому, пойду по большой дуге, чтобы подойти к дому с запада. Ты будешь моими глазами. Рацию не выключай, пусть будет на приёме. Когда подойду к дому поближе, это будет часа через два, вызову тебя, прилетишь посмотришь, как там дела. Поняла? Если что-то происходит с тобой, сразу даёшь мне знать. Если я до завтра до четырёх часов дня не вернусь и не буду отвечать на вызов – собираешься и уходишь за реку.