Неждан видел Вяземского и на выездах царских, и на паперти, когда тот шёл в церковь. Обратил внимание на бледность его лица, не загоравшего ни от солнца, ни от ветра. А сейчас он воистину был бел до синевы. Чёрная бородка и тонко подстриженные усы резко подчёркивали его бледность. Он платком вытирал кровь из царапин на горле и пальцах, которыми пытался защитить горло. Взглянув сердито на Неждана, попросил:
— Негоже одному. Оставь вон того, Фёдора.
Неждан усмехнулся:
— Боишься, государь не поверит одному?
— Государь мне как самому себе верит! Из моих рук любое питьё приемлет!.. А всё ж оставь Фёдора.
— Будь по-твоему. Со мной Котя. Ступайте. — Дверь захлопнулась. Вяземский и Ловчиков сели под иконами. Неждан не без достоинства спросил: — Князь, мне разрешишь присесть?
— Садись. Пока твоя берёт.
Неждан сел против на скамейку, подставленную Котей. Тот встал позади него. Неждан напомнил:
— Ты, князь, хотел узнать, кто мы. Так вот: я — тутошный атаман лесной Тарас. Мы выследили сатану в образе человека — Изверга. Ваши государевы людишки каждый раз упускали его. Оказалось, с умыслом — он наводил вас на слабых людей, кои доверились ему. А опричники этих людей врагами называли и убивали без жалости. В Новгороде мы насмотрелись!
— Откуда ведаешь, что то Изверг был?
— Сознался он нам тут, покаялся. Все слышали, сказал, что не Юрий Васильевич он.
— Что ещё наговорил он на государевых людей?
— Много чего. К примеру, сказал, за кем ты приехал.
— Да? И где же те, за кем я приехал?
— Пятеро дворян вон в той избе сидят, ждут своего смертного часа. А ещё монахов ждал, да, видать, те за ум взялись, не поехали. Есть ещё чего спрашивать?
— Есть. Откуда тут у тебя вроде как государевы вои были?
— То из ополчения, государю пополнение пришло. Так вот их тысяцкий пожелал поклониться печорским угодникам, да наткнулся на меня и на Изверга. Не то что ты, в драку со мной не полез.
— Как его звать? Кликни сюда.
— Кликать его не стану, а вдруг с ним стакнётесь против меня! Да он уехал по своей дороге.
— Куда?
— Это ты его спроси. А имени он своего не назвал.
Молчавший до сих пор Фёдор Ловчиков зашевелился. Этот опричник из детей боярских в свои двадцать пять лет был чрезвычайно упитанным. Стычка напугала его, но теперь пришёл в себя, щёки его порозовели. Он подал голос:
— Тут в избе слышал: этот тысяцкий убил кня... — и сразу поправился: — убил Изверга.
— Вон как! — обрадовался Вяземский. — Чего ж ты, атаман, молчал. Вспомни, откуда он, как звать? Своих спроси. Ведь государь шапку серебра обещал, кто поймает Изверга. Глядишь, и тебе перепадёт. А? Может, вернём?
— Нет уж, пусть уезжает с Богом. Но правды ради скажу тебе: Изверга никто не убивал, а на суд Божий вызвал, видать, раньше его знал. Бились по-честному, при всём народе. Изверг ранил противника, но Господь решил судьбу того. Вот, пожалуй, и всё, князь. Нам пора по лесам. Скажу тебе на прощание: множество невинных погубили вы в Новгородчине. Не простит вам этот грех Господь!
— Ты что, атаман, из попов, видать? Безгрешным себя мнишь?
— Зачем так, князь? Грехов на мне хватает. Но клянусь: невинных детей, баб и священников не убивал! А вы всех под метлу!
— То были враги государя, атаман. У них шашни с Литвой...
— У детей-то, у баб?! Брось, князь. В такой заговор ты сам не веришь! Но я о другом. К Новгороду вы шли без шума, крадучись. Убивали всех, кто мог поднять тревогу. А к Пскову идёте открыто, все знают зачем... Сильнее напугать хотите?
— Атаман, кто ты такой, чтоб я перед тобой ответ держал?!
— Ничего ты не понял, князь. Ведь жизнь твоих кромешников и твоя во многом от меня зависит. Я сказал им: князь Афанасий — советчик государя. Он для Пскова плохого не посоветует. Князю ведомо — в наших лесах много оставшихся в живых новгородцев. А ведь опричников здорово поубавилось: в Новгородчине остались, ушли с обозами награбленного в Москву. Да и мысли у опричников другие стали, чем два месяца назад, — разбогатели и хотят отдохнуть. Наверное, псковичи смиренно примут опалу от государя, князь Юрий Токмаков призывает их к повиновению. Но вот те, кто в лесах, разгуляться кромешникам по округе не дадут.
— Грозишь?!
— Нет, предупреждаю. Может такое завертеться! Ведь Ливония в дневном переходе. Наши лесные братия извещают: у них вдоль границы много летучих отрядов рейтаров, готовых на всё! Ты похвастался, что государь доверяет тебе. Так вот убеди его, дай мудрый совет, не громите Псковщину.
— Государя учить собираешься, атаман!
— Какая тут наука! Знаю, не послушает он вас. И всё ж попробовать надо, потому атаманы решили вас сейчас оставить в живых и не обирать.
— Вон какие вы добрые! Но и мы ваших положили бы многих!
— Справедливо. Значит, каждому из нас, оставшимся в живых, больше достанется от ваших богатств.
— Ого! Вот это дружба, братство!
— Лесной закон, князь. Здесь выживает сильнейший! И всё ж о деле теперь. Вот я сейчас тебе толкую, а во дворе каждому опричнику объясняют, что Псков не Новгород. Пусть ваши люди среди своих поведают, что грядёт. Глядишь, разговор и до государя дойдёт...
— За такие разговоры...