Левко по пути объяснил, что на двор Вяземского идти боится, но у него есть знакомые, которые дадут пристанище. Они проходили мимо людей, которые остались досмотреть зрелище до конца, и никому до них не было дела. А на помосте казни окончены. Трупы разрубали на части, сбрасывали на подъехавшие телеги, рубленые куски развозили в кремлёвский ров, в замоскворецкие болота, да и тут бросали во множестве. В размельчении трупов был большой смысл: когда загремят трубы Страшного суда, разрубленные враги не смогут собраться из развезённых в разные стороны кусков и не станут показывать против вольных или невольных палачей!
Около Клима появился ещё один человек, с длинной сумою нищего. Лицо его заросло бесцветной щетиной, рот когда-то был разорван, и теперь в тёмной дырке на левой щеке просматривались раскрошившиеся зубы. Левко остановился и спросил его:
— Тебе что, старче?
Нищий вместо ответа сам спросил невнятно и шепеляво:
— Ты — Клим Одноглаз?
— Я. Чего тебе?
— Смотри на тот вон ларь с голубыми ставнями.
Клим взглянул, увидел купца, узнал Неждана. Тот, помахав рукой, исчез.
Нищий продолжал шепелявить:
— Узнал? Этот гость приказал отвести тебя на отдых. Меня Двуротом зовут. Пошли.
Левко ничего не понял, но пошёл вместе с Климом за нищим. Тот обратился к Климу:
— А этот почему с нами? Кто он?
— Это — Левко. Вместе из темницы.
— Не, не! Хозяину не по нраву будет. Иди, добр человек, своим путём.
— Погоди, Двурот, без Левко я не пойду с тобой.
— Ахти, Господи! Вот наказание! Хозяин меня со свету...
— Не бойся, Двурот, я хозяину всё расскажу. А почему он сам ушёл?
— Шишей боится. А ты вон сам неведомо кого ведёшь.
— Клим, я, пожалуй, уйду! — обиделся Левко. — Доглядчиком никогда не был!
— Верю, верю, друг, не обижайся. Двурот вправе опасаться. Веди нас. Только вот что, Двурот, у нас ни гроша денег нет.
— Денежку найдём.
21
Неждан пришёл расплатиться с дьяком Сухоруковым. Тот встретил Неждана свирепым взглядом, зашипел рассерженной кошкой и повёл в беседку посреди сада, подальше от посторонних взглядов. Тут он чуть ли не с кулаками набросился на Неждана:
— Ах ты, купец нечестивый! Видел твоего Клима! Доподлинно знаю, кого оберегаешь! Безумец! Ведаешь ли, в какую адскую бездну затягиваешь меня и всех прочих?!.
Пока Ивашка давал волю своему возмущению, Неждан думал. Кто бы мог предполагать о свидании дьяка с Климом?! Дьяк здорово напугался, и с перепугу может натворить глупостей. Значит, трусоват и надобно припугнуть его ещё крепче!
В беседке стояли скамейки вдоль решетчатых стен, густо заросших вьюнком, в углу небольшой стол, на котором запотевший кувшин с квасом и две братины. Дьяк, поднимая над головой кулаки, тяжело топотал по полу, зло выдыхал шипящим полушёпотом:
— Уходи! Забудь дорогу сюда! Денег твоих не надо! Иначе...
Неждан, приняв решение, сбросил привычную маску смирения. Он стоял в выходе из беседки, теперь выпрямился, хотя и не отличался ростом, и, пренебрежительно усмехнувшись, прошёл к столу, налил братину кваса и развалившись сел на скамью. Ивашка от такого нахальства остановился на полуслове с открытым ртом. А Неждан подбадривал:
— Так что «иначе»?
— Уходи! Стражу крикну! — сорвался дьяк.
— Крикни! — Неждан, отхлёбывая квас, насмешливо глядел на дьяка. — Ну, что, голос потерял?! Эх, дьяк, дьяк! До седых волос дожил, а не поумнел! От своих воспоминаний и догадок ты должен бежать как чёрт от ладана! Ведь живы ещё людишки, кои помнят, как ты трухнул и государевых слуг предал, помог татю бежать... Ещё сказать или хватит? — Ивашка опустился на скамью, с удивлением и испугом смотрел на Неждана: он полагал испугать его, а вышло наоборот! А тот отпил квас и продолжал: — Меня ты, конечно, и убить можешь, и в подвалах сгноить. Однако ж понимать пора, откуда такие деньги у меня! Те люди хорошо знают, куда их денежки пошли, и про твоего кума им ведомо, и в какую церковь твои семейные ходят. Вот так-то! Давай, Иван Демьяныч, не ссориться. А прикажи, чтоб вина заморского подали и закуску... Я ожидаю!
Болтнул такое, а в мыслях пронеслось: «Крикнет этот боров слуг, прикажет придушить втихую, и никто не узнает, куда девался Неждан!» А дьяк и взаправду из беседки высунулся и крикнул. Прибежавшего слугу послал за вином.
Мысли мыслями, а гонор Неждан продолжал держать:
— А ты, дьяк, сдуру свои поминания куму не рассказал?
— Как можно...
Безнадёжность этих слов показали, что Ивашка побеждён. Неждан торжествовал:
— И то ладно! Тебе, разумеется, известно, что государь наш железной метлой выдирает, собачьей пастью выкусывает память о старшем брате... — Помолчал, пока слуга поставил кубки, разлил вино и ушёл. — Так вот, стоит на Опричном дворе кому-то напомнить, что, мол, Сухоруков о тонинском сыске воспоминания имеет! И не соберёшь ты косточек на Страшном суде! — Неждан второй кубок налил себе, а Ивашка не притронулся к своему. — Что я тебе говорю! Пытошные дела ты лучше меня ведаешь... А я всё ж расплатиться с тобой пришёл. — Неждан положил на стол кису, такую же, как две переданные раньше.
Дьяк ожил, замахал руками и зашептал: