Старший брат царя. Книги 3 и 4

— Во! Уж не к хозяину ль в горницу?

— Зачем к хозяину. Наверное, тут поблизости можно найти...

— Вот и ищи. Я тебе не помощник.

— Ладно. Скажи привратнику, чтоб выпустил.

— Забирай. Только помни: мертвяков хоронить сам будешь.

Клим в ответ только пристально поглядел на него. На дворе он встретил бабу, как оказалось, с кухни, Пелагею, и рассказал ей о больных. Пелагея тут же нашлась:

— К Степаниде их! Тут рядом. Когда у нас народу много, к ней отправляем.

Клим быстро договорился со Степанидой. Ребята из людской с большой охотой на санках переправили больных, двое из ребят согласились помочь Климу, приходила и Пелагея с подругой. Степаниду мучила одышка, на опухших ногах она еле-еле двигалась. В её избе была грязь непролазная. На полу и нарах лежали вороха мятой, избитой соломы — остатки минувших ночлегов. Клим и его помощники сожгли в печи старую солому, вымыли пол, полати, лавки и стол. В большой лохани помыли больных, Клим купил у Степаниды две рубахи для них, хоть и бабьи, но добротные, а их тряпьё на мороз приказал выбросить. Пелагея принесла посконные подстилки и соорудили постели на свежей соломе. Клим отдал иконнику свой тулуп, а немцу — полушубок, остался в одной телогрейке. Выручила Пелагея, принесла одеяло. Перетащил сюда свой короб с лекарствами и принялся готовить отвары и растирания. Лечить пришлось троих — Степаниду тоже.

Клим рассмотрел своих больных. Немец хотя и исхудал, но был крепок телом. У него на спине остались следы двойного, а может, и тройного наказания кнутом. Задыхаясь от кашля, он всё же мылся с удовольствием, сознался, что почти год валялся в приказном подвале, а оттуда в баню не водят. Звать его Иохим.

Хуже было с иконником. Это был маленький живой скелет, обтянутый кожей. Клим очень боялся, что омовение для него будет последним. Постоянно давал ему что-то нюхать и вливал в рот какую-то мутную жидкость. Больной изредка открывал глаза, поводил ничего не видящим взором и опять впадал в сонное состояние. Волосы на голове свалялись в колтунный ком, Клим их осторожно остриг. Когда отмыл лицо, то увидел на нём россыпь тёмных пятен — парень был удивительно конопатым. На спине остатки наказания, кнутом били, но не такие заметные, как у Иохима. У него исковеркана правая рука, пальцы явно поломаны и торчали в разные стороны, вроде куриной лапы. Клим спросил немца, как звали худого. Иохим вспоминал:

— То ли глупыш, то ли лупыш. Он и сначала мало говорил.

И тут Климу пришла неожиданная мысль, он спросил:

— Может, Облупышем назвался?

— Да, да. Облупыш, Облупыш!

Так вот где довелось встретить Кирилку Облупыша!

На другой день рано поутру к Степаниде пришёл Аника в сопровождении Пелагеи, судя по всему, она успела рассказать ему о вчерашнем переселении. Он сел в переднем углу и спросил:

— Вылечишь?

— Буду стараться. Но мне потребуется мёд, водка, сало медвежье или гусиное. А чтоб выходить иконника, нужны яйца и куриное мясо. Понимаю, что скоро пост, но грех беру на себя.

— Лечить с грехом нелепо. — Клим развёл руками. — Однако ж ладно. Пелага, запомнила, чего надобно? Моим именем скажешь Дидиму и носи горячий корм сюда. Сколько я тебе должен, Дидиму скажешь. Эта старая ведьма, Степанида, наверное, ободрала тебя?

— Э, Аника Фёдорович, я твой вечный должник. Спаси Бог тебя за всё.

— Как знаешь. Завтра я уезжаю в Вологду. Ты не поедешь?

— Куда ж теперь ехать! Месяца два вокруг них ходить буду. А тебя прошу устроить моих — Фокея с Василисой.

— Будь спокоен. Ну что ж, до встречи на Вычегде.

24

Вскоре у Степаниды установился такой порядок; первой вставала хозяйка, растапливала печь и готовила завтрак. Потом поднимался Клим, разогревал свои взвары и примочки, лечил больных. Первые дни завтракали вдвоём со Степанидой, после к ним присоединился Иохим, предварительно откашлявшись.

С недавних пор Клим до обеда стал пользовать других больных, а ближе к вечеру обходить дворы с немощными. Степанида расхваливала лекаря по всей слободе, предъявляла доказательства — поднимала подол и показывала ноги:

— Были, понимаешь, во какие! А седмицу полечил, смотри, как у молодой!

Клим за лечение ничего не брал, но больные охотою приносили Степаниде поминки. В результате Клим попросил Пелагею не носить еду со стола Строганова.

Как-то в начале масленицы просыпается Клим — он спал на полатях между немцем и Облупышем, — смотрит: Иохим ходит по избе в своей несуразной бабьей рубахе с довольной физиономией и чуть-чуть приплясывает.

— Ты чего?! — испугался Клим.

— Климушка, друг! Я поправился! Проснулся — не кашлял! И ночью...

Клим охладил радость:

— До поправки ещё далеко. В постель, живо!

Хуже было с Облупышем. Жар уменьшился, но взгляд остался по-прежнему отсутствующий. Он, казалось, ничего не понимал, никого не узнавал. Покорно выполнял, что заставляли, оставаясь безразличным и безучастным. Клим начинал бояться за его рассудок. Но лечение продолжалось.

Иохим стал хорошим помощником Климу. Все лечебные премудрости схватывал с ходу. Клим однажды спросил его, не знахарством ли он занимался.

— Нет. Вся наша семья — жемчужинки. Речной жемчуг искали и разводили.