Старший брат царя. Книги 3 и 4

— Обещала, верно... Но не замуж.

— Как же так: дети у девки без отца! Позор на всю жизнь!

— Уж говорила: мало ль нагульных детей у нас на Никольской? И все живут.

— У тебя будет муж!

— Нет! Я не пойду за тебя!

— Что с тобой?! Почему?

С нехорошей усмешечкой она принялась перечислять:

— Ты — вдвое старше меня! Ты обезображенный старик! Ты...

— Замолчи! Зачем повторяешь мои слова? Обиделась? Прости меня.

— Какая тут обида!.. Я выбрала тебя! А ты теперь расплачиваешься за это. Не хочу! — Вера стремительно приблизила лицо и зашептала: — Скажи! Честно скажи: взял бы ты меня в жёны, если бы я не пришла к тебе?.. Молчишь? Не взял бы!

— Погоди! Ты не даёшь мне сказать...

— Говори. — Она отстранилась от него и стала совсем чужой.

— За это время я узнал тебя. Ты добрая, отзывчивая, очень смелая девушка. Умная. Смотри, как ты быстро осваиваешь грамоту. Я твёрдо решил — ты моя жена! И понял — я не могу жить без тебя!

— Ты решил, ты понял...

— Вера, что с тобой? Я не узнаю тебя. Да, я решил. Твоё решение было раньше. Теперь нужно, чтобы Бог благословил наш союз!..

Говорили они до поздней ночи. Клим уснул, а утром оказалось — Веры около него нет. Не появилась она и на следующий день. Вечером он пошёл к бабке Босяге, Веру там не застал, а старуха разговаривать с ним не пожелала. Дня через два Клим пошёл к отцу Назарию. На следующий день священник зашёл в лекарскую и горестно сообщил Климу, что со свадьбой придётся повременить, пока девушка одумается.

Клим не находил себе места. Всё время спрашивал себя: где, как сумел он обидеть её. На этот вопрос не ответил и отец Назарий. Но вернуть Веру необходимо. Для этого ему нужно заболеть — она обязательно придёт ухаживать за ним...

После нападения остяков у Клима возникли дружеские отношения с английским лекарем Томсоном, часто играли в шахматы, появилось взаимное влечение друг к другу. Томсон несколько раз заходил на лечебный двор и в варницы, превращённые в больницы. Интересовался всем, особенно «Травником»; Клим читал ему многие страницы этой книги. Со своей стороны Томсон читал и переводил Климу латинские лечебники. Он похвастался, что является доктором Лондонского королевского общества хирургов. Рассказывал Томсон и о лечении искусственными лекарствами, о значении камней, о благоприятных сочетаниях расположения звёзд и Луны. Всё это было и ново, и интересно Климу, однако с большим вниманием он слушал о жизни людей в далёкой Англии. Потом садились за шахматы.

Сейчас, угнетённый непонятным поведением Веры, Клим вспомнил о предложении Томсона прооперировать локтевой сустав. На войне Клим видел, как знахари-рукодеи отнимали повреждённую ногу, делали культю, резали тело, чтобы извлечь наконечник стрелы, но сам никогда не пользовался ножом, хотя понимал, что другой раз без него не обойдёшься. И вот тут Клим обратился к Томсону.

Томсон ещё и ещё раз изучил шов, прощупывал локтевой сустав правой руки Клима и своей, рисовал на бумаге расположение костей и сухожилий, объяснял Климу. И наконец приступил к операции. Помогали ему два помощника — здоровенные парни-молотобойцы из кузницы, обученные приёмам лекарской помощи. Климу дали выпить ковш очень крепкого белого вина, положили на операционный стол и привязали так, что он не мог шевельнуться. Кроме того, один из помощников должен был держать оперируемого на тот случай, если верёвки ослабнут. Клим убеждал Томсона, что он терпелив и буйствовать не станет. Но опытный хирург-рукодей знал, что от боли наступают такие моменты, когда человек теряет контроль над собой и становится зверем.

Однако Клим самообладания не потерял, скрипел зубами, до крови кусал губы, но не кричал, хотя Томсон уговаривал:

— Климент, не жмись! Ори! Легче будет.

И вот всё позади. Перевязанная рука пудовой тяжестью лежит рядом, Клим уснул. Английский рукодей ушёл, оставив одного из своих помощников. Получил разрешение находиться рядом и Гулька.

На следующий день Клим вернулся домой, бережно неся болезненную руку, в которой отдавался болью каждый шаг. Гулька сопровождал его, пытался поддерживать и всем своим существом выражал сочувствие. После исчезновения Захара он стал преданным слугой Клима, постоянно находился подле него и не отказывался помогать другим лекарям и, несмотря на занятость, являлся кладезем новостей, неизвестно как стекающихся к нему с обоих берегов Солонихи. Зная эту особенность, Клим спросил его, знает ли он, где Вера.

— Мигом найду, — охотно отозвался ярыжка.

— Позови... Скажи, что мне плохо.

Полчаса спустя она пришла. О свадьбе больше разговора не было. Она, как прежде, ласкала его, гладила больную руку, и боль уходила куда-то.

Томсон посещал больного, учил Веру, чем кормить и чем поить Клима. Та слушала его молча — она-то лучше этого немца знала, что нужно её Климу! Однако не могла молчать, когда чужой лекарь приказал Климу двигать рукой в локте, вращать кистью руки. У Клима от боли показались слёзы, а лекарь твердит:

— Терпи, терпи, Климент Акимович. Ещё верти, ещё.