Старший брат царя. Книги 3 и 4

— Аника Фёдорович, такого ж не может быть! Ты знаешь: Юрий Васильевич мёртв. А такое самозванство приведёт к страшному кровопролитию. Ты говоришь: поддерживают его иерархи, бояре, купцы. Я вижу — чем выше поддержка, тем больше крови!

— Но и сейчас льётся кровь на Пожаре, в уделах...

— Верно! Раньше лилось меньше. Теперь жестокости, несправедливости больше. Но это верховная власть удерживает низы — такое искони идёт. Но ежели самозванец или даже выходец из великокняжеской семьи пойдёт на правителя — гибель для народа! Смуте обрадуются наши соседи — Литва, Речь Посполитая, особенно татары; каждый станет норовить оторвать кусок послаще! Неужто такое не ведают доброжелатели самозванца?!

— Значит, ты считаешь обязательным стенка на стенку. А ежели церковь, боярство, купечество договорятся — тяжёлая, угнетённая жизнь объединяет. И вот тебе на престоле новый великий князь!

— У нас такого не бывало, чтобы договориться о замене живого правителя. Такое может произойти, скажем, в Польше. А у нас... Однако, положим, тайно договорились, никто не захотел услужить правителю, предать других. Грядёт смена, а за каждым правителем свои бояре, князья. Они за власть крепко держатся, их потребуется усмирять. Начнутся наезды, разгромы, насилия, а дальше стенка на стенку. В любом случае кровь, кровь, большая кровь!

— Спаси Бог тебя, Клим Акимович, напомнил мне — государь — помазанник Божий и править ему, пока смерть придёт, а людишкам повиноваться положено!

— Так... А вот боярам да князьям думным надобно печься не только о себе. Какой бы ни был правитель, но он знает — народ это его сила. Он поймёт и поддержит думных, если те проявят заботу о малых мира сего, заботу о величии государства!

— Эх, дорогой Климент Акимович, случается, что не поймёт! — Аника положил руку на руку Клима и слегка пожал её. — Вот сей час после такого разговора мне открылось многое. Недоумевал я — почему ты стал лекарем? Мужичьё лечишь... Силком тебя воеводой сделал. Оказывается — ты пожалел слабых, сирых! Смирился... Погодь, погодь, не ерепенься! Путь у нас с тобой долгий, всё успеем высказать друг другу. Тогда, наверное, и легче, и понятнее всё будет. А сейчас о другом хочу спросить. Как бы там ни было, а Изверг есть, существует. Опричники готовят список, с кем он сносится. Как мыслишь о сём? Конечно, на это дело можно посмотреть и так: ты — мещанин Соли Вычегодской, я — тамошний губной судья. У нас в таких делах всё спокойно, в руках держим людишек. Пусть Изверг и иже с ним Малюту беспокоит. Правда?

— Да нет, Аника Фёдорович... Полагаю, Изверг — моё дело, кровное!.. Список списком, а до горячего дело дойдёт, головы полетят без разбора — виновен или нет... И опять же, кто этот Изверг? Вдруг победит, полегчает ли кому-нибудь?!.. Придётся, видать, владыке Пимену открывать глаза на самозванца.

— О Пимене много наслышан, хорошего мало. Пимен — первый противник митрополита Филиппа, бесстыдную ложь на него возвёл. Надеялся сам митрополитом стать, ан не вышло, избрали троицкого архимандрита Кирилла, вот он на всех и озлобился, и на государя тож. Так что с ним надобно держать ухо востро. Ежели сам пойдёшь — конец благополучию мещанина Клима Безымова. Да ещё как повернёт, а то и роду Строгановых достаться может. Спешить с таким делом нельзя, придётся многое разведать, найдём надёжных послухов.

На том первая откровенная беседа Аники и Клима прервалась. Клим успел сказать только: «Согласен». Цуговой вершник обернулся и крикнул:

— Аника Фёдорович, Белозерская слобода показалась.

4

От Белозерска до Устюжны и от У сложны до Ярославля вёрст четыреста с гаком. Тут погода начала портиться, дожди пошли, похолодало. Из-за грязи непролазной ехали больше шагом. Клим почти всю дорогу в возке Аники, а возчик хозяйской подводы забыл, когда на козлах сидел, всё на цуговой... Только Анике и Климу известно, какие тайны они поведали друг другу, какие решения обсуждали.

Одно из таких расстроило Клима: Аника доверительно сообщил, что по возвращении в Соль Вычегодскую уйдёт от дела и наденет схиму:

— Ведь мне, Климушка, уже семьдесят второе лето! Все мои сверстники давно в могилу сошли, а я вот по дорогам трясусь. Опять же хворобы разные пристают, не будь тебя — худо было бы. Пора костям покой дать. Да и детям моим свобода нужна, пусть похозяйствуют, узнают, почём фунт лиха... И о душе подумать пора — грешил много!.. Тут ещё вот ты затеваешь, тоже у Бога помощи просить надобно.

— Жаль, Аника Фёдорович, очень жаль. Ты мне сильно помог в жизни. Теперь не ведомо, как посмотрят на меня новые хозяева.

— Пока хозяин будет один, Яков. Он мужик сметливый, в обиду тебя не даст. Ты ж делай своё дело, хозяйству от этого убытка не будет. Что до Изверга... Тут только от тебя да от Господа Бога всё зависит...