Старший брат царя. Книги 3 и 4

Скованные Иохим и Анна неудобно сидели обнявшись. Казалось, они не замечали, что происходило вокруг них, не поняли, что их освободили от оков. Послушно перешли в другую лодку, сели на корме и опять обнялись, готовые ко всему.

И вот тут опять начал буйствовать Злыдень. Ни с того ни с сего он с кулаками бросился на Василия, тот отшвырнул его, но кат вновь напал. Василий теперь уже с силой ударил того, нацеливаясь в грудь, но кат, Василий мог поклясться в этом, подставил морду. Из его носа хлынула кровь, тем не менее Злыдень полез вперёд и ударил Василия. Разумеется, Бугай рассвирепел и избил ката. Когда тот повалился на дно лодки, Василий услыхал хрипение:

— Ой! Как же ты дерёшься страшно! Вот Бугаи!.. Нет теперь надобности вязать нас... Ой!

Один из спутников определил:

— Хитёр, вражина! Всякому видать, что бился до последнего! Да и тебя, Вась, обкровенил!

Поутру Злыдень приковылял в приказную избу, даже не умывшись, — все видели синяки и грязь, в бороде ошмётки кровяные, свитка в тёмных пятнах. Яков шарахнулся от него, когда тот повалился в ноги, завопив:

— Прости Христа ради, Яков Аникиевич! Не уберёг сестру твою! Напали! Её увезли, а со мной вон как разделались. Судак же, помощник мой, без памяти валяется!

Яков отошёл в другой угол избы и сердито ответил:

— Знаю, знаю, как уберечь сестру хотел! Кто похитил, знаешь?

— Не, темно было... Трое, здоровые. Кой бил меня — в Плечах и ростом... вроде как ты...

— Ты в своём уме! Скажешь — я с тобой дрался?! Окстись, кат!

— Похож, говорю, здорово на тебя смахивает...

— Вон, смерд! Да помни, что отец сказал: чтоб духа твоего близко не было! Пшёл!!

22

На следующий день София чувствовала себя лучше. Клим лечил её своим способом, ворковал над ней, но говорить запрещал и видел в её глазах постоянный немой вопрос. Он пожалел мать и, наклонившись, тихо сказал:

— Ради Бога, успокойся, София Игнатьевна. Твою дочь от Злыдня отобрали, и живёт теперь она у добрых людей.

София радостно вздохнула и, перекрестившись малым крестом, спросила:

— Ефим где?

— Иохим с ней. Не захотела уйти от него.

— Ой, Климушка! Ты твердишь, будто поправлюсь. А я ведь чую — я не жилица на этом свете. И хочется успеть доброе дело сделать. Позови-ка ко мне отца Назария, от него многое зависит.

Назарий прибежал на зов, прервал службу в храме. Он долго оставался с хозяйкой наедине. Выйдя из опочивальни, сообщил: София Игнатьевна просит всех родных и знакомых быть у неё перед обедом. Климу же потихоньку передал, что хочет совершить свою последнюю волю — обвенчать Анну и Иохима. Клим схватился за голову:

— Так она не выдюжит, отче!

— Всё понимает она, и я понимаю, и тебе следует понять: только её благословение может спасти молодожёнов от Аники.

...В назначенное время в закрытом фургоне привезли жениха и невесту, обряженных наспех чужими людьми. Задами провели в хоромы. Там уже всё было готово к венчанию. София благословила новобрачных.

После укороченного венчального обряда София приказала, чтоб посадили её. Она перекрестилась и начала говорить с большими паузами, тяжело вздыхая и покашливая:

— Дети мои... Други мои... Не жить мне на белом свете... Последняя воля моя... Прошу прощения у всех, ежели в чём провинилась... Умоляю словом и делом поддержать молодожёнов... Помогите им встать на ноги... Анике Фёдоровичу прощаю, всё прощаю... Сердцем не ведает он, что творит... Последняя просьба к нему... Пусть простит дочь свою Анну... А если обидит — отомщу!.. С того света вернусь... Прокляну!!

София откинулась, потеряла сознание. Клим и раньше порывался к ней, теперь бросился, поправил голову на подушке и замахал на присутствующих. Шепнул кому-то, чтобы открыли окна и махали над ней ширинкой. Сам дал из склянки понюхать, с ложечки капнул в рот и принялся за своё лечение — стремительные пассы и массаж груди. Скоро порывистые вздохи успокоились, появилось глубокое дыхание. Клим, обессиленный, повалился в кресло, согласно кивнул отцу Назарию. Тот вышел и объявил, что с хозяйкой всё в порядке и повёл всех к свадебному столу.

Тут пришёл английский лекарь Томсон, подержал руку больной, послушал дыхание, неодобрительно и удивлённо покачал головой. Некоторое время посидел с Климом, потом, оставив свои лекарства иноземные, ушёл. Много позднее он сказал Климу, что диву дался, как София могла жить при такой слабой работе сердца.

Застолье происходило тихо, без здравиц и криков. Молодые вскоре попросили прощения и ушли. Анна направилась к матери, Иохим вернулся в поджидавший его фургон и уехал из города.

К вечеру Софии стало хуже, ночью она скончалась.

В день похорон появился Аника. Он, пропылённый и уставший, пришёл в церковь и упал на колени перед гробом жены. Долго молился, клал земные поклоны. Потом поднялся, низко поклонился стоящей у гроба дочери, затем отдал поклон молящимся и ушёл. На похоронах и поминках держался понуро и как-то особняком, сторонясь сыновей и священнослужителей. Ночью после поминок сел в ожидавшую его крытую повозку и исчез.