Старшины Вильбайской школы

На этот раз старания хористов не пропали даром. С последней строкой дверь из комнаты старшины приотворилась, и старшина самолично показался на пороге. Первое появление Ридделя в его новой роли было событием и, естественно, возбудило всеобщее любопытство. Подходя к месту действия, Риддель заметил, что все обитатели коридора стояли каждый у своей двери и внимательно следили за всеми его движениями. Конечно, в эту минуту Риддель меньше всего походил на укротителя зверей, и самый недальновидный человек мог бы предсказать с большою долей вероятия, что его ждет полное поражение. Так думали, по крайней мере, все зрители, вспоминая известную читателю драку в четвертом классе и то, как «удачно» прекратил ее старшина. Они забывали о том, что с того дня прошло несколько недель и что эти недели не пропали даром для Ридделя.

Вот какие мысли проносились у него в голове, пока он шел по коридору: «Прежде всего не выходить из себя. Жаловаться директору тоже не следует: это значило бы сваливать ответственность на чужие плечи. Убеждать и упрашивать нельзя: они воспользуются этим, чтобы сесть мне на шею. Надо, чтобы они сами поняли, что их выходка смешна. Надо заставить их стыдиться ее».

Риддель подошел к дверям «музыкальной залы» как раз в ту минуту, когда хор затянул третью строфу песни, где воспевались умственные совершенства удивительного Баунсера:

Баунсер был величайшим умом!
Сам Сократ был пред ним дураком!
Римлян и греков он шутя побеждал,
Неправильные глаголы, как акула, глотал.

Допевая свою песню, певцы не могли противостоять искушению бросить искоса взгляд на дверь и увидели, что старшина стоит и слушает их. Поэтому, когда с концом последней строки он вошел в комнату, разыгранное ими вышло не совсем естественно. К немалому разочарованию публики в коридоре, Риддель, входя, запер за собой дверь. Маленькие проказники смотрели на него с любопытством. Сверх всех их ожиданий, старшина не казался ни рассерженным, ни сконфуженным. Лицо его было весело и немного насмешливо, когда он обратился к ним со словами:

— Как видите, я не мог устоять против вашего пения.

Мальчики были озадачены. Что это он, в самом деле шутит или сердится и только притворяется, что шутит?

— Мы пели для себя. Мы часто поем эту песню, — сказал Кьюзек с не совсем естественной улыбкой: он видимо храбрился.

— Немножко странный способ пения для себя, — заметил Риддель, также улыбаясь. — Во всяком случае, ваше пение привлекло довольно много слушателей.

Шалуны переглянулись в недоумении — они не могли взять в толк, чего он от них хочет. Они знали только одно: что им становится неловко.

— Должно быть, в отделении Вельча так принято, что одни поют тогда, когда другие ложатся спать? В нашем отделении, если поют, то поют до ужина, — продолжал между тем Риддель.

— Здесь каждый делает, что хочет, — сказал Пильбери.

— И что же? Весело это?

Тут все рассмеялись, сами не зная чему. Положительно им было очень неловко. Риддель это заметил я поспешил воспользоваться своим преимуществом.

— Мне очень жаль, джентльмены, что на первый же раз мне придется нарушить ваше веселье, но я серьезно прошу вас не петь после ужина.

Это вступление стоило Ридделю большого труда и потому вышло несколько натянуто; но он скоро овладел собой и продолжал уже совершенно просто:

— Вообще я просил бы вас поддержать меня, пока я освоюсь с вашими порядками. Я у вас чужой, и первое время мне будет трудно справляться с моими новыми обязанностями. Мне хотелось бы поладить со всеми вами. Вы ведь знаете, что я перешел к вам по желанию директора. Надеюсь, что мое появление здесь никого не испугало.

— Нас не испугало, — сказал робко Морган.

— Очень рад.

Компания опять рассмеялась, но на этот раз над бедным Морганом, которому не удалось отличиться.

— Дело в том, что у меня есть один план, которым я намерен поделиться с вами, — продолжал Риддель, присаживаясь на кончик стола так свободно, как будто он был у себя в комнате и разговаривал со своими сверстниками. — Ни для кого из вас, конечно, не секрет, что ваше, то есть наше отделение во многом отстало от других отделений. Особенно хромаем мы в спортивных играх. Мне хотелось бы устроить так, чтоб к концу года мы немножко сравнялись с ними. Подумайте только, у нас даже лодки своей нет, и навряд ли мы сможем выставить хоть одного игрока для предстоящей партии крикета против рокширцев. Это просто срам!

— Совершенный срам, — отозвался Фильнот, — Все это оттого, что Блумфильд не дает нам ходу. У него против нас зуб.

— Не думаю. Я уверен, если бы между нами были искусные игроки, Блумфильд принял бы их в партию с удовольствием. Честь школы — прежде всего.

— Откуда быть у нас искусным игрокам? Тукер и Сильк терпеть не могут никаких игр и нас не заставляют практиковаться. Уж я сумел бы заставить на их месте! — объявил Кьюзек.

— Отчего вы не устроите своего клуба крикетистов, как у парретитов и у директорских? — спросил Риддель.