Старт

Серые глаза Старика смотрели на сына сурово и тяжело. На мгновение Дико увидел отца таким, каким он был до смерти матери — строгим, сдержанным, погруженным в себя. Совсем другим он был тогда — на матчи не ходил, в кино не заглядывал годами, даже в пивной не бывал.

— Я познакомил товарищей с моим исследованием случаев, когда игрок неизбежно делает нарушение… А завтра или нет — послезавтра я обещал представить полное изложение дневного режима для членов национальной сборной. Подъем в 6.30 утра. А не как некоторые — в десять…

Старик с укором посмотрел на сына.

— Что ж ты выдаешь меня? — засмеялся тот.

— Дико… — тихо произнес Малинов, он больше не мог терпеть. — Можно тебя на минуту?..

Отец и сын молча шли по улице. Старик едва поспевал за сыном, с трудом переводя дыхание, то и дело покашливал, пытался заглянуть сыну в лицо, но Дико с каким-то злобным упорством отворачивался.

— Я не пойду домой! — резко бросил он.

— А… а куда же ты пойдешь?

Дико не ответил, только еще больше нахмурился. Потом внезапно остановился и с вызовом произнес:

— Хочешь знать, о чем мы говорили с Малиновым? Выгоняют меня из сборной — вот что!..

Пелин Диков от удивления приоткрыл рот.

— Да, да! Можешь прочесть об этом в сегодняшнем «Спорте» — я оставил его на серванте!..

— Не может быть!.. Так вот в чем дело…

— Разве ты не видел? Они никак не могли решиться сказать мне об этом!.. — Дико презрительно фыркнул. — Во всяком случае, я знаю, кто это сделал, — Савов, больше некому.

Старик всем своим видом выразил удивление.

— Я знаю, что ты скажешь! — вскипел Дико. — Маринчо парень хороший, честный… И я так думал, и в этом была моя ошибка!.. Похоже, он давно задумал выжить меня — ты ведь знаешь, Петрунов его брат?

— А ты не спросил тренеров за что? Все-таки они должны были… А может быть, из-за того случая на таможне? Я постарался все уладить, но кто знает?.. Может быть, им передали?

— Глупости! Будто я один вожу!

Некоторое время они молча глядели друг на друга. Старик никак не мог поверить в то, что его сын уже не входит в сборную. Постепенно его лицо потемнело, щеки запылали, голова слегка закружилась. Давление…

— Ну ладно, я пожалуй, схожу в магазин…

Оставшись в одиночестве, Дико с сожалением подумал о том, что зря обманул отца, — у него не было никаких планов. Сумка неприятно оттягивала плечо. Надо сначала отнести ее домой, а потом видно будет…

Он выбирал глухие малолюдные улочки, ему не хотелось ни с кем встречаться и разговаривать, выслушивать сожаления, отвечать… Кроме того, он не был уверен, сохранит ли самообладание при встрече с кем-нибудь…

Прежде чем повернуть на улицу Любена Каравелова, где был их дом, он замедлил шаг. В начале улицы когда-то был пустырь, на котором любители спорта недавно оборудовали баскетбольную площадку. Ему так не хотелось проходить мимо нее — еще издалека он услышал глухие удары мяча в щит, и сердце неприятно сжалось. Все-таки надо Пересилить себя… Вместе с презрением к тем, кто здесь напрасно тратит время, он почувствовал и зависть, жгучую зависть — они играют… Они, глупцы и счастливцы, играют только ради самой игры и радуются как дети. Он не может, давно не может так…

Дико оперся подбородком о железные, кое-где уже тронутые ржавчиной прутья ограды. На площадке тренировался всего один человек — стройный длинноногий парнишка, без гольфов, в старомодных сатиновых трусах. Парень посылал мяч из самого дальнего угла площадки, при более сильном ударе мяч летел на другой конец, парень бегом доставал его, быстро возвращался на старое место и снова повторял все сначала — терпеливо, упорно, упоенно… Дико понравилось его лицо — круглое, с мягкими чертами, взгляд сосредоточенный, никого и ничего не видит вокруг кроме мяча… И он когда-то был таким, и он часами мог бросать мяч, десять, сто, тысячу раз из одного и того же дальнего угла, пока совсем не останется сил и пестрые круги не пойдут перед глазами. В этот миг, глядя на парня, Дико остро почувствовал, что в чем-то ошибся… Но когда, в чем? Стало больно, тоска сдавила грудь, еще немного, и он расплачется, прямо здесь, на улице… Когда же он оступился? Вот он выбрал путь, было трудно, но радостно, а потом… потом он будто отклонился и пошел по другому пути, тут он тоже многое получил, но все-таки это был другой путь, не его, не настоящий…