Старт

Все согласился бы он отдать, все, что у него было, что собрал он за эти долгие годы борьбы, путешествий, тренировок, сладкой, короткой и непостоянной славы. Все бы отдал: золотые, серебряные, бронзовые медали, лавровые венки, кубки — хрустальные, деревянные, металлические; грамоты, на которых его имя было красиво выписано по-французски. Все бы отдал, только бы прибавить пятнадцать сантиметров роста. Или хотя бы десять… Но кому бы он все это отдал? Кому? Бога, вероятно, нет. Природе? Но природа и сама может получить и золото, и серебро, и бронзу, и все остальное. Сама у себя может все это взять.

Данчо открыл в раздевалке форточку. Подул легкий ветерок, а вместе с ним в комнату ворвался серо-синий вечер со звездами, с шумом шагов на бульваре, с запахом бензина.

Вырбан что-то насвистывал, насвистывал самоуверенно и фальшиво. «В этом весе, до ста килограммов, все такие, туповатые, Насвистывает себе и в ус не дует, вообще не думает о том, что не только он один стокилограммовый и что сегодня вечером перед ним на ковре окажется точно такой же стокилограммовый ирландец, и разольется их дурацкий стокилограммовый пот» — так думал Данчо, не без злобы думал. Смотрел на массивную, крепкую спину Вырбана и удивлялся, почему он не завидует сверхтяжелому Станко, который еще тяжелее и выше и который выступает в самой последней весовой категории — свыше ста килограммов.

«Наверное, ему не лучше, чем мне. Только в обратном смысле. Вон какие у него ножищи…»

Данчо посмотрел на себя в зеркало и прищурился. Его мощная грудь блестела в свете лампы. Он сделал глубокий вдох — живот провалился. Фигурой он удивительно походил на Вырбана. Только в масштабе один к пятидесяти. В зеркале ему снова привиделось блестящее лицо борца в весе до ста. И Данчо отошел от зеркала.

«Все-таки он всего лишь победитель Балканских игр. И ничего больше. В его годы я был уже чемпионом Европы».

Но эта мысль почему-то не принесла утешения. Ведь автографы просят у тяжеловеса, а не у Орешка…

Однажды они выступали в Несебре, городе, где родился Вырбан. Люди, встречавшие их на улицах, постоянно покрикивали: «Привет, чемпион!» А Вырбан выпячивал грудь, и его улыбающееся блестящее лицо напоминало глупую луну.

«Ты не прав, Данчо. В его весе гораздо труднее».

«Труднее, труднее, как бы не так! А если бы с ним вышел бороться Йошибури, эта дикая кошка, — идет по ковру, а ног не видно, так быстро их переставляет».

«А ему с Отаром Джапаридзе не легче. Или с Ларри Кнутсоном, да и с нашим Февзито, который в любой момент может занять его место в сборной».

«Если бы я хоть родился в каком-нибудь маленьком городке! Было бы куда вернуться, когда устану слоняться по свету и когда все надоест. И чтобы все в этом маленьком городе меня знали, чтобы все меня приветствовали: «Здравствуй, чемпион!»

«Не гонись за славой, не гонись… Сколько раз в газетах печатали твою фотографию, сколько раз о тебе писали, три ордена тебе дали, что еще нужно? Так ли уж необходимо раздавать снобам автографы?»

«Нет. Не то. Мне хочется, чтобы люди здоровались со мной. Даже незнакомые при встрече уже издалека кричали мне «здравствуй».

— Здравствуй, Данчо. Что с тобой?

Данчо вздрогнул, увидев перед собой Чико Лимонадника. И только теперь понял, что они уже в зале, что позади уже все приветствия, а он даже не обратил внимания на ирландцев. Да и что на них смотреть — ирландцы как ирландцы, а со своим главным соперником Томми О’Брайеном он был знаком лет сто — в первый раз они боролись в Мар-дель-Плата.

На ковер уже вышли борцы самого легкого веса — новая весовая категория до сорока восьми килограммов. Теперь в сборной наконец-то есть люди и поменьше его. В этом весе выступал дебютант Рашко Филев, хороший парень, совсем еще молодой, скоро он прибавит вес и, вероятно, займет его место. Это произойдет совсем просто — на каком-нибудь самом обычном чемпионате Европы в весе до пятидесяти двух килограммов объявят имя Рашко. А в наших газетах напишут, что примерный и трудолюбивый спортсмен расстается со спортом. Вот и все. Так всегда писали — обо всех борцах старшего поколения, которые начинали вместе с ним или даже позже него.

Рашко проиграл на восьмой минуте.

Данчо не видел, как парень плакал, потому что сразу вслед за ним на ковер под яркие лампы вышел он сам. Рыжий О’Брайен, улыбаясь, шел ему навстречу:

— Хэллоу, Данчо!

— Привет, Томми. Как поживаешь?

— Ол райт.

— И у меня все в порядке.

Орешек вспомнил, как они вдвоем тайно от тренеров и прочих руководителей пили ракию в Мар-дель-Плата и весело нарушали спортивный режим. Конечно, после окончания чемпионата.