Стартап в медиа: Опыт создания делового радио

Американцы в этот момент владели 11 %. Я им даже говорить ничего не стал, потому что, если бы я им сказал: «Мол, ребята, так и так, Аркадий ищет, кому заложить мажоритарный пакет», они бы вышли. И они бы не просто вышли, а со скандалом. Могло получиться нехорошо. Очень нехорошо.

А у меня мало того что реально живущая компания, у меня прямой эфир! То есть даже в ежедневной прессе: в три часа дня газета уже вышла, а новый номер еще не сверстан, и есть несколько часов для маневра, и вроде как все в порядке. А тут эфир идет в моменте, и я не могу себе позволить, чтобы мои сотрудники не имели уверенности в завтрашнем дне.

В эту самую секунду они «лично» говорят с полумиллионом самых высокодоходных и очень капризных москвичей и жителей других мегаполисов. Малейшая фальшь в голосе молниеносно отразится на качестве эфира. А дальше – цепная реакция: слушатели – рейтинг – рекламодатели – выручка – дефицит бюджета. Маховик вернется в редакцию – и пиши пропало…

Рекламодатель и без того очень чувствителен к любым публичным движениям вокруг медианосителя. Он считает – и совершенно справедливо, – что лучше вообще не ставить рекламу, чем ставить, не зная, как она отыграет.

Такова специфика этого бизнеса – он очень сенситивен.

Сделай что угодно с каким-нибудь месторождением на $100 млрд, и об этом узнают пять юристов, девять банкиров и два чиновника. Может быть, еще выйдет восьмушка в «Коммерсанте», пусть даже на первой полосе: кто-то там что-то там купил и продал. Все, тишина.

А тут малюсенькая компания с оборотом в $10 млн, но она имеет колоссальное влияние на аудиторию, любое движение – публичность.

Я обратился в «Тройку Диалог» и стал вести переговоры о привлечении средств. Переговоры были удачные, но недолгие. Не успели мы зафиксировать сумму, как случилось 15 сентября, когда русский рынок фактически умер.

В 11 часов ночи мне позвонил один из топов «Тройки»:

– Даня, все провалилось. Биржа закрыта. Мы сами почти банкроты – никаких денег не будет.

Это было 15-го, а 16-го Аркадию были нужны деньги.

Я понимал, что, если деньги не привлеку я, он будет вынужден обратиться к тем людям, которых я не хотел. Выход был только один – просить о помощи американцев.

Я поехал в их московский офис и буквально за 15 минут уговорил их дать финансирование.

17 сентября фонд перевел Аркадию весьма солидную сумму под залог его акций на два месяца.

Я успокоился, сконцентрировался на работе. Но через два месяца меня ждал новый удар.

Аркадий объявил технический дефолт, и все мы оказались в патовой ситуации.

Что же делать, что делать?

Я понимаю, что не могу даже просить ребят удерживать компанию, для них это ЧП. Это значит, что в эту минуту они уже бросили все силы на поиски покупателей своего пакета.

Я безумно нервничаю, потому что никак не могу влиять на ситуацию. Любой расклад угрожает мне или компании.

Если покупатель не найдется, получается, я поставил под удар репутацию уважаемого фонда – а у них за всю историю ничего подобного не было.

Предположим, покупатель найдется. В сложившихся обстоятельствах они продадут акции кому угодно – первому, кто согласится. Я не знаю, кто это может быть и каковы будут его интересы.

При этом мне безумно жалко, что Гайдамак за сравнительно небольшие деньги может потерять перспективную компанию. Новых денег не привлечь – ноябрь – самый разгар кризиса.

Отношения с Аркадием напряглись. Когда я деньги привлек, все вроде было хорошо, но он быстро их потратил, а выкупить акции уже не мог. Получается так, что это я оказал ему медвежью услугу.

Я говорил: «Аркадий Александрович, вы же звонили мне каждые 15 минут. Как наркоман, с 10 сентября по 18-е, звонили мне ежедневно каждые 15 минут, в шесть утра, в 12 ночи. Вам нужны были деньги, и я сделал все что мог, но я же не виноват, что кризис и даже “Тройка” фактически лопнула» …

В общем, кое-как страсти улеглись, и был заключен договор обратного выкупа Аркадию. Вошли в новую сделку.

Для меня проблема состояла в том, что наступил конец декабря, заканчивались срочные договоры, и мне надо было принимать решение по бюджету компании.

Никто из них не хотел принимать решений. Фонд говорил: «Мы только в залоге держим, нам лезть в управление не с руки. Аркадий сейчас выкупит».

Аркадий говорил: «Я уже все потерял, мне теперь все равно. Выкупим, не выкупим – не знаю…»

Де-факто я оказался без мажоритарного партнера. Все бремя ответственности снова легло на мои плечи, опять было нужно принимать стратегическое решение, придумать решение по бюджету и т. д.

В декабре эти решения приняты так и не были – вошли в 2009 год с крупным дефицитом.