У меня есть близкие друзья, которые управляют фондом. Не большим, а среднего уровня. Они, правда, близкие мои знакомые с университетских времен. Молодые такие, талантливые выпускники всяких там школ – гарвардов-шмарвардов. Фонд создали в конце 1990-х. Это фонд прямых инвестиций. Привлекают деньги американских университетов.
Тут важно отметить, что университеты являются крупнейшими инвесторами в Соединенных Штатах. Общий рынок 50 американских университетов почти $100 млрд. Например, у Гарварда в управлении $7 млрд, у Дюка – $8 млрд.
Сидит там такой профессор седовласый, завкафедрой по совместительству, и у него $8 млрд. Сидит он, и с ним еще пять-шесть человек обслуги, и управляет всем этим богатством. Они вкладывают в другие фонды, в маленькие фонды. Доходы от инвестиций направляют на развитие. В структуре финансов многих уважаемых университетов это основной источник дохода. Мои друзья управляют как раз одним из таких маленьких фондов, которые распределяют университетские деньги.
Это длинные деньги и, соответственно, потрясающе прозрачный бизнес – эталонный, как в учебнике. В общем, ребята – молодцы.
Контора небольшая. Менеджмент русскоязычный. Все они дети эмигрантов 1970-х годов, выросшие в Америке. Только не богатенькие разгильдяи, а как раз те, кто из бедных семей поднялся и получил великолепное образование.
Они постарше меня – лет по 40–45. Мы подружились, как в подростковом сериале (в Нью-Йорке это в порядке вещей). Однажды Соня – тогда мы еще не были женаты, но уже встречались – сидела на ступеньках университета и познакомилась с девочкой. А девочка встречалась с парнем… Ну и так далее.
Я жил прямо в центре Манхэттена, они жили за углом. Все было рядом: кинотеатры, концерты, дискотеки, рестораны. Мы стали общаться, ходили в кафешки разные, в Майами часто летали.
Ну и в контору к ним я заглядывал, само собой. Они видели, как я развивался. После моего переезда в Москву мы продолжили общаться.
Когда общение в основном происходит в Интернете, очень легко вычислить график человека. Включен компьютер, выключен… На такие вещи специально внимание не обращаешь, но на самом деле все понятно.
Вот они видят, что-то происходит. Где это он? В пять утра выходит из офиса. С чего бы? Они знают меня довольно хорошо и понимают, что я не в танчики играю, а делаю что-то интересное. Стали расспрашивать.
Я отвечал: «Ребята, вы друзья, это очень сложно будет совмещать. Получается, я вас привлеку, мы дружим, а тут деньги замешаны… Давайте я пока без вас обойдусь».
И обходился до поры.
Но вот летом 2008 года я понял, что денег больше не будет. К сожалению, я был вынужден сам это понять, а не то что мне Аркадий сказал: «Даня, вот такая ситуация – все, теперь крутись, как умеешь». К этому моменту инвестиционный план срывался несколько раз. Была пара эпизодов с задержками заработной платы. Дошло до того, что однажды я увидел в редакции бодрый плакат, нарисованный от руки: «Нет денег – нет радио!» Это было слишком.
Я обегал всю Москву в поисках инвестора, но никто не хотел работать с Гайдамаком.
Альтернативы американцам не было, и я решил организовать их вхождение в капитал группы. Они выкупали акции у Аркадия, а деньги шли в компанию в погашение задолженности по бюджету. Мы это сделали летом.
Привлекли, таким образом, сумму из расчета капитализации 60 млн. Слили информацию в «Коммерсантъ». Солидно звучало.
У меня как раз должен был родиться второй сын. Я находился в Австрии. Вдруг я узнаю, что у Аркадия очень тяжелое материальное положение и он срочно, т. е. немедленно, ищет финансирование под залог своих акций «Объединенных медиа». При этом за деньгами он обратился к людям, которых я не знал. Таким образом, я рисковал получить новых партнеров, с которыми никогда не работал, с непредсказуемым поведением, а главное – без каких-либо обязательств передо мной. Потому что наши договоренности с Аркадием носили понятийный характер и отчасти были устные – нас связывали годы совместной работы и отношения между семьями.
Кроме того – это касалось уже не только меня – существовала предварительная договоренность, что в случае, если инвестор захочет выйти из проекта, он сначала предложит выкупить мажоритарный проект трудовому коллективу. Делать это надо было заблаговременно, потому что таких денег у нас не было и потребовалось бы время на привлечение финансирования.
Узнав новости, я сильно расстроился. Прилетел в Москву, разобрал ситуацию и буквально сошел с ума. Представил себе коллектив, к которому я приду и скажу, что не смог удержать ситуацию под контролем.