Завтракали в дворцовой столовой. На столе сверкали хрусталь и серебро. Но к роскоши мы относились равнодушно.
Подкрепившись, идем на аэродром. Над землей — предрассветные сумерки, падает мягкий снег, кругом — тишина. Только из деревни доносится мычание и блеяние голодного скота.
— Если бы было свободное время, пошел бы и выпустил коров и овец, — говорит кто-то из летчиков, — ведь подохнут без корма.
— Не жалей — не твое добро, хозяева и то не пожалели. А тебе что?.. Шагай на войну, догоняй фрица, — отвечает Шаруев.
— Дня три пройдет, и хозяева появятся, — слышится первый голос. — В лесу долго не просидишь. Да поймут наконец, что мы не собираемся безобразничать так, как они на нашей земле.
— О погоде лучше подумайте, ребята, — вмешивается Кузьмин. — Видимости почти нет, а лететь надо непременно: пехоту не бросишь на произвол судьбы.
Да, лететь надо. И мы поднимаемся в воздух. Задание — прикрыть переправы через Одер.
Прижимаясь к верхушкам деревьев, веду восьмерку в район Опельн — Олау. По мере удаления на запад снегопад постепенно стихает. Потом совсем прекратился. Облачность поднялась до тысячи метров, но горизонт по-прежнему закрыт серой дымкой.
Наша пехота переправляется в нескольких местах, почти не встречая сопротивления. Сильный бой идет лишь за Опельн. По разрывам снарядов и вспышкам сигнальных ракет не трудно заключить, что половина города уже в наших руках. В воздухе пока спокойно, самолетов противника нет. Чтобы не везти боеприпасы обратно, отыскиваю на окраине города скопление вражеской пехоты и завожу эскадрилью на штурмовку. Наши снаряды и пули вспарывают мерзлую землю. Мечутся под огнем фигурки в зеленых шинелях, падают и застывают в неестественных позах.
— Не нравится, гады? — слышу в наушниках голос Петрова.
Смерть везде страшна. Со своей земли фашисты бегут так же, как и с нашей. Атаки повторяем одну за другой. Теперь наш начальник штаба доложит в дивизию, что эскадрилья истребителей штурмовыми ударами рассеяла и частично уничтожила до роты пехоты противника.
В полдень мы снова над Одером. Но теперь прикрываемые нами наземные войска находятся уже западнее реки: плацдарм быстро расширяется. Ходим под облаками, наблюдая за «окнами», через которые пробиваются скупые лучи зимнего солнца. Вдруг в одном из них мелькнул силуэт самолета, потом второй, третий. Все ясно: «фоккеры» идут выше облаков, видимо, намереваются штурмовать нашу артиллерийскую батарею. Пользуясь тем, что противник нас не видит, разворачиваемся, набираем высоту и атакуем его с фланга всей эскадрильей. Четыре вражеских самолета вспыхнули и упали восточнее батареи. Остальные, ошеломленные внезапным ударом, поспешили скрыться в облаках.
Развернувшись, мы на малой высоте проносимся над огневыми позициями артиллеристов. Они в знак благодарности подбрасывают вверх шапки и машут руками. Для нас это самая высокая награда.
На аэродроме нас встречают возбужденные техники и механики. Они довольны нашими успехами.
— Четыре самолета сбили, — значит, бой был нелегким? — спрашивает Тамара. Она и рада, и обеспокоена. А сколько ей еще придется поволноваться до конца войны.
— Не тот немец стал, товарищ инженер, — отвечает за меня Кузьмин. — Сегодня и штурмовали, и четырех «фоккеров» сбили, а по нас ни одного выстрела не было сделано. Одним словом, сейчас мы хозяева воздуха.
К вечеру погода совсем испортилась. Убедившись, что летать не придется, мы сели на трофейную автомашину и поехали в Крайцбург. Слишком велик был соблазн — осмотреть первый германский город.
Когда подъезжали к Крайцбургу, наше внимание привлек силуэт женщины, сидевшей за кюветом дороги. Это была замерзшая старушка. Она так и застыла, держась худенькой рукой за подол черной юбки.
Много ужасов повидал каждый из нас за время войны, но этот труп…
— Вот гады, мать бросили, хуже зверей, — возмущались летчики.
В Крайцбурге, этом аристократическом городе, не оказалось ни одного немца. И здесь все говорило о паническом бегстве жителей.
— Интересно получается, весь город наш, бери что хочешь, — шагая по улице, философствовал Кузьмин. — А зачем? Вещи уже потеряли цену.
Летчик правильно рассуждал. В те дни для нас дороже всего был исправный самолет и безотказно действующее оружие.
— А все-таки зря немцы разбежались, — не унимался Кузьмин. — Они бы сразу убедились в том, что Гитлер их без конца обманывал и запугивал.
Снег шел всю ночь. А утром внезапно наступила оттепель. Аэродром закрыло туманом.
— Вот и отвоевались, — говорили летчики, глядя на мокрое летное поле.
Целый день мы ожидали улучшения погоды, но лишь к ночи туман рассеялся и в разрывах облаков появились яркие звезды. Я рассчитывал на похолодание, однако этого не случилось.
Авиация противника, базируясь на аэродромах с бетонным покрытием, заметно активизировалась. Основные удары она наносила по нашим танковым соединениям. Надо было прикрыть их с воздуха.