«Бой» мы вели над аэродромом. По сигналу сначала разошлись, потом развернулись и пошли навстречу Друг другу. За лобовой атакой последовал каскад различных фигур. На какое-то мгновение мне удалось зайти командиру в хвост и зафиксировать его машину в в прицеле. Победа!
— Хорошо тянешь! — похвалил он меня после посадки. — Следующий вылет на стрельбу по конусу. Он будет и зачетным: тренироваться некогда, послезавтра отправляемся на фронт.
Самолет-буксировщик взлетел первым. Вскоре он появился над аэродромом с распущенным конусом. «Не подкачай, — сказал я себе, — весь полк на тебя смотреть будет».
Взлетаю и с набором высоты иду в зону. Первая атака. Прицеливаюсь и даю короткую очередь. Разворачиваюсь и атакую еще раз. После третьего захода пулеметы смолкают: патроны кончились. Тревожит сомнение: а вдруг промахнулся.
Сажусь раньше буксировщика. Зарулив самолет, быстро сбрасываю парашют и бегу к конусу. Вижу: попаданий больше, чем надо для отличной оценки. Комиссар жмет мне руку.
— Если так будете и на фронте стрелять, фашистам туго придется!
Меня назначили командиром звена, которого, правда, еще не было. Состав подразделений определится за день до вылета. В другое время нам отвели бы немало часов для того, чтобы мы добились слетанности эскадрилий и полка. Но теперь, когда на Волге шли жестокие бои, когда враг подбирался к Каспийскому морю, нам дали на учебу всего один день.
И вот звено составлено. В него вошли Саша Заборовский, Коля Простое и Коля Кузьмин, выглядевший совсем мальчиком. Его мы чаще всего называли просто Кузя. Ему едва исполнилось восемнадцать лет, в то время как остальным было уже за двадцать. Командиром эскадрильи временно назначили Лавинского — старшего среди нас по званию и возрасту.
Когда летчики выполнили по одному полету в составе эскадрильи и полка, поступил приказ вылетать на фронт. Первую посадку сделали на рязанском аэродроме. Там и заночевали.
Эта ночь в Рязани запомнилась мне на всю жизнь. Едва мы улеглись спать, ко мне подошел Лавинский, сел на койку и вполголоса, чтобы не слышали остальные, заговорил о фронте, о том, что фашисты десятками сбивают «харрикейнов» и наши летчики гибнут не за понюх табаку.
— Знаешь, Анатолий, — перешел он на шепот, — я вижу, ты дерешься неплохо. Давай оберегать друг друга. У нас с тобой больше шансов уцелеть. А этих, — он махнул рукой в сторону молодых летчиков, — все равно перебьют.
Услышав такие слова, я сначала растерялся: не верилось, что среди нас может оказаться трус и мерзавец.
— Ты за кого меня принимаешь? — спросил я, опомнившись. — Значит, у тебя только одна забота: самому выжить. А на остальных наплевать — пусть гибнут?
Лавинский стал противен мне в эту минуту. Испугавшись, он зашептал:
— Не кричи, ну что особенного я сказал? «Харрикейн» действительно не ахти какая машина, и надо помогать друг другу…
— О твоем мерзком предложении я никому не скажу. Но помни: твои черные мысли теперь мне известны, — сказал я, еле сдерживаясь, чтобы не ударить его. — Знай: при малейшей твоей попытке увильнуть от боя я лично собью тебя.
Отвернувшись к стене, я натянул на голову одеяло. На душе было гадко. Перед глазами вставали открытые, светлые лица летчиков эскадрильи. Молодые и доверчивые, они спокойно спали, даже не догадываясь, что Лавинский может бросить их в бою…
Факелы в небе
На фронтовой аэродром мы прилетели рано утром. Местные жители помогали нам строить капониры — земляные укрытия для самолетов — и землянки для жилья. Мы спешили: приказ на боевой вылет мог поступить в любую минуту. К обеду работы были полностью завершены. Я собрал летчиков звена в землянке и стал изучать с ними район предстоящих боевых действий.
Наш полк вошел в состав Воронежского фронта. Передний край наземных войск проходил в основном по левому берегу Дона. На правом — в излучинах реки — мы удерживали лишь небольшие плацдармы.
— Поскорее бы в дело, — говорит нетерпеливый и горячий Простов.
— Будет дело, не волнуйся, за этим и прилетели, — отвечаю ему.
— А как вы думаете, наше звено примет участие в первом боевом вылете? — спрашивает Заборовский. Молодым хотелось вступить в бой именно первыми.
Ждать пришлось недолго. Однажды меня вызвали на командный пункт.
— Лавинский болен, эскадрилью поведете вы, — приказал командир полка.
— Есть, вести эскадрилью!
Ответил я уверенно, а про себя подумал: справлюсь ли?
Мне еще не приходилось управлять эскадрильей в воздухе, а тут сразу — вести ее на боевое задание.
В подготовленности своего звена я был уверен, но два другие меня беспокоили. Да и как можно управлять действиями летчиков в воздухе, если на «харрикейнах» негодные радиостанции.
— Чего задумался? Справишься, не бойся, — ободрил меня комиссар. — Все равно когда-нибудь придется вести эскадрилью. Без первого раза в любом деле не обойтись.
Посоветовавшись с командиром полка, комиссар Волков предложил созвать всех, кому предстояло лететь на задание. Когда люди собрались, он обратился к нам с небольшой напутственной речью: