Стартует мужество

Сведения оказались неточными, машин на дорогах не было. А может быть, пока мы собирались, они успели уйти. Зато мы обнаружили другие, не менее важные цели — эшелоны на станции Евдаково. Ведущий разделил группу на две: одна громила эшелоны, другая уничтожала зенитные батареи.

Исензон — пожилой, чуть сутуловатый летчик — в прошлом был кузнецом. Он и теперь бомбит, словно молотом бьет: деловито, методично.

Штурмовкой заняты все — и штурмовики, и истребители. Рвутся и рвутся бомбы. Очередь за очередью посылаем мы по бегущим толпам солдат. Реактивные снаряды разносят вдрызг все, что попадается на земле. Это какие-то особые, неописуемые минуты, когда буквально сатанеешь. В самолете кажется тесно. Хочется соскочить на землю и собственными руками душить гадов…

Фашисты сопротивляются отчаянно, создали сплошную завесу огня. Но на нее не обращаем внимания. Даже когда один за другим упали сбитые истребитель и штурмовик, никто не дрогнул, не подумал об опасности. Хотелось бить, бить без конца.

Штурмовик лейтенант Минин обнаружил склад боеприпасов. Точно прицелившись, он сбросил на него оставшиеся бомбы. Склад взорвался. Сила взрыва была настолько велика, что самолет Минина разрушился и упал на землю.

Станция походила на кратер действующего вулкана, а мы продолжали штурмовать. С ожесточением стреляли в эту горящую и грохочущую массу.

Наконец штурмовики, подстраиваясь на маршруте, один за другим начали выходить из боя: израсходованы все боеприпасы, их не осталось даже на случай встречи с врагом на обратном маршруте.

Домой возвращаемся в лучах заката. День окончен. Сегодня фашисты еще раз почувствовали силу ударов советской авиации. «Черная смерть», как прозвали немцы наш Ил-2, во всю мощь прошлась по их эшелонам.

На ужин летчики шли возбужденные. Несмотря на понесенные сегодня потери, настроение у всех было приподнятое.

В столовой мы застали двух ребят за горячим спором. Маленький, подвижный истребитель Фатин, размахивая потухшей трубкой, доказывал могучему и спокойному штурмовику Морозову, что их удар по автоколонне противника был неточным. Ведь на дороге не возникло ни одного пожара. Он винил в этом штурмовиков.

Долго молчавший Морозов наконец встал из-за стола и, пригибаясь под низким для него потолком, подошел к Фатину.

 — Ничего-то ты, дружище, в бомбометании не смыслишь. Привык считать прямые попадания. А сегодня бомбы упали не дальше чем в пятнадцати — двадцати метрах от дороги. Значит, автомашины поражены осколками.

Фатин попытался возразить, но Морозов перебил:

 — Эх ты, злой истребитель, с одного раза все хочешь разрушить. Война продолжается, и сегодняшний вылет не последний. Мы еще покажем, как нужно драться. Пока руки мои держат штурвал, а глаза видят землю, буду бить фашистов смертным боем! Понял? — и Морозов сжал в кулаки свои огромные руки.

В его словах не было ни хвастовства, ни позерства. Эскадрилья Морозова действительно воевала хорошо. Когда она уничтожала гитлеровские огневые точки и наблюдательные пункты в городских кварталах Воронежа, удары отличались такой точностью, что можно было только удивляться.

После ужина мы с Кузьминым зашли в землянку ремонтников и рассказали о том, как воюют летчики наших эскадрилий.

Боевое счастье

Как ни старались мы действовать наперекор погоде, летая даже при низкой облачности, осень брала свое. Тучи стелились над самой землей, часто лил дождь. В боевой работе наступила вынужденная пауза. Используя ее, летчики обобщали накопленный опыт, техники и механики еще и еще раз тщательно осматривали самолеты и вооружение.

Однажды, когда мы на «пленуме друзей» обсуждали наиболее поучительные вылеты, в землянку вошел Виктор Олейников и озабоченно объявил:

 — Погода улучшается, с минуты на минуту можно ожидать задания, а техники такое натворили с нашими машинами, что до вечера не соберут.

Однако наш друг волновался напрасно. Техники и механики интересовались погодой не меньше нашего. Работая под открытым небом, они первыми заметили, что дождь перестал, и быстро привели самолеты в полную готовность. Вскоре поступил приказ вылетать. Предстояло разведать места сосредоточения танковых и механизированных частей противника западнее плацдарма, удерживаемого нашими войсками.

 — Кто со мной? — обратился я к летчикам. — Кроме ведомого, нужна еще одна пара. Приказано лететь в составе звена.

Вначале все промолчали. Видимо, дал о себе знать вынужденный пятидневный перерыв в боевой работе. Но тишина длилась лишь мгновение. Поднялся Егоров.

 — Прошу взять меня…

 — Вы же не из моей эскадрильи.

 — Хочу лететь.

 — Хорошо, полетим. Но только смотри не отстань. Снарядов немцы не пожалеют, крутиться придется порядочно.

 — Не отстану.

Уяснив задачу, мы направились к самолетам. В облаках появились разрывы, через них на землю струились лучи осеннего солнца.

Разбрызгивая лужи, четверка самолетов взлетела и взяла курс на запад. Под крылом замелькали раскисшие по-осеннему дороги, поплыли черные как воронье крыло вспаханные пары.